Боснийский ад

Он кончил в яростной спешке и почти соскочил с нее, словно она внезапно превратилась в заразную. 

Второй мужчина проделал почти все то же самое, разве что он вообще не проронил ни слова. Затем последовала передышка минут в десять или около того, и заявился главарь. Он разделся, схватил ее волосы в кулак и рывком откинул ее голову, чтобы она посмотрела на него и поняла, кто перед нею. 

Она невольно всхлипнула, и это, по-видимому, удовлетворило его. Он быстро вошел в нее, но затем стал сдерживать себя, совершая медленные движения и останавливаясь в те моменты, когда вот-вот готов был кончить. И наконец кончил. 

Последним был юнец, и остальные трое сопровождали его, как быка на случку с телкой. Ему, пожалуй, не было и четырнадцати лет, и он выглядел настолько же растерянным, насколько и возбужденным. 

 — Ну давай, — говорили остальные, — покажи ей, что там у тебя есть.

Он извлек свой пенис почти с застенчивостью. 

 — Я думаю, он уже готов, — пошутил главарь, а двое схватили Нену за руки и за ноги и, распластав, прижали спиной к матрасу. 

 — Вон твоя цель, парень, — сказал один, касаясь рукой ее кровоточащей вульвы. — Мы хорошо над ней потрудились, чтобы была смазка для тебя. 

Он кончил, не введя пенис и наполовину, к шумному удовольствию своих товарищей.

После этого они ушли к себе, оставив ее на полу, свернувшуюся в клубок. Она пыталась не думать о боли, размышляя, почему же они не убили ее после всего этого. Или они думают, что война никогда не кончится, никогда не воцарятся законность и порядок и им ничто не грозит? 

Наверное, именно так они и думали. Ну и пусть. В этом ее надежда. Иначе зачем же оставлять ее в живых, если она потом сможет обо всем рассказать? 

Ну а уж коли они сделали такую ошибку... Она лежала, пытаясь собраться с мыслями, вспоминая детали: место, лица, татуировки, имена, индивидуальные запахи...

Она слышала, как они разговаривали в соседней комнате и смеялись. Она заплакала, сначала беззвучно, а затем в голос, не в состоянии подавить эти судорожные рыдания. 

Должно быть, она все-таки уснула от усталости на несколько минут. Проснулась она от того, что над нею снова стоял главарь. ~ 

 — Тебе повезло, — сообщил он ей. — Остальные ребята уже не в состоянии, так что ночка у тебя выдалась легкая. А я вот решил еще десертом полакомиться. 

Он стянул брюки, и над ее лицом навис его член. Она ощутила исходящий от него запах своей собственной плоти. 

 — Ну-ка, поставь мне его, — сказал он, злобно глядя на нее, и она взялась за него руками, пытаясь представить, что она в госпитале и осматривает больного. Правда, на этот раз она хотела бы обнаружить серьезную рану. 

Член стал разбухать и твердеть под ее ладонями. 

 — А теперь соси, — сказал он, глядя на нее сверху вниз. 

Она не сказала «нет», но что-то в ее глазах заставило его переменить намерения. Он толкнул ее на матрас, грубо сорвал с нее джинсы и перевернул на живот. 

— А ведь ты откусить собиралась, да? — прошипел он ей на ухо и вошел в ее анус. Она невольно вскрикнула, чем лишь раззадорила его. Через минуту энергичных действий он вышел из нее, перевернул ее на спину, воткнулся во влагалище и почти тотчас кончил. 

Шумно отдуваясь, он поднялся и посмотрел на нее сверху вниз. 

 — А ведь тебе так понравилось. Вам всем, мусульманские шлюхи, нравится так.

Она ничего не сказала, все отразилось во взгляде, и тут он ударил ее в лицо, да так сильно, что боль застала ее врасплох. 

Видимо, она на несколько секунд потеряла сознание, потому что очнулась уже тогда, когда дверь за ним закрывалась. Так она и пролежала без сна несколько часов с ощущением, что липкая, несмываемая грязь заползает в ее душу и что уже ничего не будет, как прежде. И когда сквозь щели ставен проник наконец рассвет, он показался ей самым серым и тоскливым из всех, виденных ею. 

Она сидела, обхватив руками колени, в ожидании того, что уготовил ей рок — смерть или ночь, такую же страшную, как прошедшая.

В соседней комнате проснулись, и теперь, когда ветер не завывал, она слышала, как они переговаривались. 

 — Мне блондинки нравятся, — говорил один. — Когда блондинку трахаешь, ощущение свежести, понимаешь, что я имею в виду?.. А брюнетки... словно как бы по грязнее... 

— А почему бы нам ее не оставить? — спросил юнец.

 — Вы только послушайте этого парня. У него уже торчит.

 — А в самом деле, почему бы ее не оставить? — послышался голос человека постарше. — Они что же, думают, мы так и будем все время морозить яйца на дороге? Мы уж чуть не месяц, как не были в Стовиче. 

Последовало несколько минут тишины, минут, в течение которых Нена ожидала, какая же судьба ее ждет. 

 — Мы не можем оставить ее, — сказал главарь. — Держать здесь женщину постоянно — это значит кормить ее, охранять ее, следить за ее чистотой... 

 — Это еще зачем?

 — Потому что если она так и будет жить среди собственного дерьма, толку от нее, как от женщины, и удовольствия будет мало, — сказал главарь. 

 — Но она могла бы нам готовить, — возразил кто-то.