Боснийский ад

— Это просто кошмар, — сказал Дэвис — И это еще не то слово. По данным нашей разведки, люди в Боснии творят друг с другом такое, чего не было в Европе со времен религиозных войн семнадцатого столетия, ну, может быть, за исключением событий на русском фронте в прошлую войну. Поступают донесения о массовых расстрелах, о том, как целые деревни сгоняются в церкви и сжигаются заживо, о насилиях в таких масштабах, что создается впечатление, будто проводится скоординированная политака на пытки и увечья, война без всякой морали и оглядки на человечность... 

— В этом суть тьмы, — пробормотал Дохерти и ощутил, как по спине побежали мурашки, пока он сидит тут вот, в любимом своем пабе, в городе, в котором родился. 

Подкинув Дэвиса до гостиницы, Дохерти медленно поехал домой, размышляя над тем, что поведал ему КО. Натура его как бы раздвоилась. Один не прочь был поехать, другой серьезно сомневался. С одной стороны — верность воинскому братству и тяга к приключениям. Но с другой? Разве сейчас он не обязан прежде всего хранить верность жене и детям? Ведь он уже не в армии. 

Исабель в халате и со стаканом вина в руке смотрела вечерние новости. Тревога, казалось, исчезла из ее глаз, но вместо этого появился намек на холодность, словно она уже пыталась оградиться от его возможного предательства. 

По иронии судьбы выпуск был посвящен войне в Боснии. Сюжет рассказывал о беженцах. Самодовольный, лощеный министр консервативного правительства объяснял, что, увы, в Британии просто нет места этим трагическим жертвам. В конце концов, Соединенное Королевство и так уже приняло больше беженцев, чем Лихтенштейн. Дохерти хотелось взять этого министра, посадить в транспортный самолет «энтерпрайз» и сбросить этого ублюдка где-нибудь в Тузле или Сребренице, чтобы до него дошла наконец реальность всего происходящего. 

Он вылил в бокал остатки вина и обнаружил, что Исабель не сводит с него горящего взгляда. 

— Ну? — спросила она. — Чего он хочет?

— Чтобы я поехал и забрал Джона Рива оттуда, — сказал Дохерти, указывая на экран. 

— Но он же в Зимбабве...

— Уже нет. — Дохерти пересказал ей историю, которую услыхал от Дэвиса. 

Когда он закончил, Исабель несколько секунд созерцала донышко бокала, затем подняла на него глаза. 

— Они хотят, чтобы ты просто поехал и поговорил с ним?

— Они хотят знать, что там на самом деле происходит.

— И что же, по их мнению, ты должен ему сказать? 

— Они не знают. Будет зависеть от того, что он там уже натворил.

Исабель на минуту задумалась.

— Но ведь Рив твой друг, — сказала она, — твой товарищ. Разве ты ему не доверяешь? Неужели ты не веришь, что, чем бы он там ни занимался, на это у него есть веские основания? 

Настала очередь Дохерти задуматься.

— Нет, — сказал он наконец. — Я не потому стал его другом, что считал его безгрешным. Если то, что он делает, правильно, я так и скажу. И ему, и Барни Дэвису. И наоборот. 

— Тебя отправляют одного?

— Я не знаю. Опять же, если я соглашусь.

— То есть, дам ли я тебе мое благословение. 

— Нет, не в этом дело. Я не это хотел сказать. Просто я уже ни в армии, ни в нашем полку не служу. У меня есть возможность выбора. 

В улыбке Исабель отразились и печаль, и удивление.

— А ведь они тебя по-прежнему считают своим, — сказала она. — Мало одного долга и чувства товарищества, так они еще и делают вид, что ты сам все решаешь. 

Он так же печально улыбнулся в ответ.

Исабель встала и пересела к нему на софу. Дохерти обнял ее за плечи и притянул к себе. 

— Если бы не niftos, я бы поехала с тобой, — сказала она. — Тебе наверняка понадобится кто-нибудь, кто бы прикрывал тебя со спины. 

— Кого-нибудь я найду, — ответил он, целуя ее в лоб. С минуту или чуть больше они сидели в тишине. 

— Насколько это может быть опасно? — наконец спросила Исабель.

Дохерти пожал плечами.

— Вряд ли можно понять, пока там не окажешься. Там находятся войска ООН, но я не знаю, располагаются ли они в тех же местах, что и Рив. Есть надежда на зиму — мало найдется психопатов, желающих разгуливать по снегу высотой шесть футов. Но военная зона есть военная зона. Это не пикник. 

— Кому вообще взбредет в голову выбираться из дому в такую погоду? — сказала она. 

— Видимо, мне, — ответил он тихо.

2

Нена Рив надавила ложечкой на пакетик с заваркой, пытаясь выдавить из него все и в то же время не порвать. Интересно, что пьют в Завике? Вероятно, талый снег. 

Она уже приготовила вещевой мешок к походу, положив его на узкую койку. Эта комнатка, одна из многих пустующих в старом корпусе для медсестер, была размером шесть на восемь футов, с единственным маленьким окошком. Апартаменты далеко не шикарные, но, поскольку Нена возвращалась обычно из госпиталя с единственной мыслью поспать, удобства ее мало заботили. 

За окошком открывался вид на крыши внизу и горные склоны на той стороне долины Мильд-жяка. На площади справа раньше стояла мечеть, окруженная зарослями акации, и ее хрупкий минарет с надеждой тянулся к небесам, но горожане порубили деревья на дрова, а сербский снаряд срезал верхнюю половину изящной башенки. 

Послышался стук в дверь, и Нена впустила подругу, Хаджриджу Меджру.