Босс, наркоз и любопытный нос

Короче, прошел таким манером в отделение, поднялся на второй этаж, толкнулся в свой кабинет.

Дверь была закрыта, но я-то в этом кабинете без малого двадцать лет просидел, все его секреты знал, знал, между прочим, что замок у него запросто ногтем открывается. По молодости много раз, между прочим, начальству жаловался, просил, чтобы замок починили, но меня никто и не слушал. Потом уже я сам понял, что это даже удобно – если, скажем, ключ забудешь.

Вот и сейчас мне это очень помогло. Беспокоился, правда – вдруг, пока меня не было, все же починили замок? Проверил – нет, не починили, все как прежде.

Открыл дверь и прямиком к своему тайнику.

Залез за батарею, выдвинул кирпич, запустил руку – смотрю, все на месте, даже бутылка стоит! Неужели, думаю, я ее там оставил? Не может такого быть! Я когда увольнялся – все свои личные вещи забрал, так уж бутылку бы ни за что не оставил!

Сижу перед батареей, на бутылку гляжу в удивлении. А тут у меня за спиной дверь скрипнула, и раздается знакомый голос:

– Это кто тут у нас хозяйничает?

Я обернулся, взглянул – мать честная, да это же Васька Куницын собственной персоной! Выходит, он после моего увольнения в эту комнату переехал, получил ее, так сказать, в наследство вместе с моим заветным тайничком!

Тут и про бутылку стало ясно: Васька мой тайник использует с той же целью, что и я.

Главное дело, что он документы, которые я спрятал, не тронул. Видно, ни к чему ему было или вообще не заметил.

Теперь только важно, чтобы не признал меня Васька.

Но я с тех пор, как уволился, сильно переменился, да еще в комбинезоне этом и в кепке. Так что я кепку на самые глаза натянул и говорю:

– Ты чего шумишь? Мне поручено в тридцать седьмой комнате стены покрасить – вот я и крашу… то есть пока только собираюсь. Я – человек маленький, что велели, то и делаю. А если тебе не нравится – спрашивай у своего начальства.

– В какой? – Васька переспрашивает. – В тридцать седьмой? А это ведь двадцать седь-мая!

– Как, говорю, двадцать седьмая? Не может быть!

– Очень даже может! – отвечает и выходит в коридор, показывает мне номер на двери: – Видишь?

– Теперь, – говорю, – вижу. Извиняйте, пойду в тридцать седьмую! – и ушел как ни в чем не бывало. А листочки успел прихватить. Ну, думаю, дело сделано. По дороге домой зашел в интернет-кафе, попросил девчонку одну толковую списать мне материалы дела на флешку. Потому как отдавать бумаги эти насовсем как-то побоялся я. Спрятал их в одно надежное место. Мало ли, думаю, что, на черный день пригодятся. Опять же, флешку легче спрятать, если что. Отбил эсэмэску этому мужику, как его… Шубину…

– Ну, а дальше…

– Назначил встречу, прихожу в скверик возле памятника – нет его, ждал-ждал, хотел уже уходить, думал, кинул он меня…

– Он тебя не кинул, – перебила Фалалеева Надежда. – Убили его.

– Да что вы говорите? – Фалалеев еще больше помрачнел. – Серьезные дела… ну, я-то этого не знал, подумал, что пора уходить, а тут эти меня прихватили, двое из ларца, привезли в тот подвал, стали бить. Как они узнали, ума не приложу…

– А флешку они у тебя отобрали? – спросила Надежда.

– Нет, не нашли они ее. – Фалалеев усмехнулся. – Должно быть, просто не знали, что она при мне была… – Он замолчал, о чем-то сосредоточенно думая. – И все-таки, как же они про меня узнали… Не иначе Васька меня продал, сволочь такая… Значит, убили Шубина… выходит, никаких денег я теперь точно не получу, вам спасибо, что жизнь спасли.

Фалалеев тяжело вздохнул и снова замолчал, теперь надолго.

– Я вот что подумала, – проговорила Надежда, поняв, что рассказ закончен. – Вам ведь эта флешка теперь не очень нужна. Шубина ведь нет. А оригиналы документов припрятаны. Так, может, вы мне ее отдадите? Очень мне хочется в той старой аварии разобраться!

– А что? – Фалалеев улыбнулся. – Вы меня спасли, должен же я вас хоть как-то отблагодарить… только вы не удивляйтесь, у меня тайничок такой… специфический.

Он огляделся по сторонам.

Никто на них не смотрел, посетители Марусиного заведения были заняты собственными безрадостными мыслями, да и вообще здесь было не принято совать нос в чужие дела.

Фалалеев наклонился, расшнуровал ботинок, снял его, смущенно покосившись на Надежду, вынул стельку и достал из углубления под пяткой плоский брусочек флешки.

– Ну, вот она, держите! Да и пойдем отсюда, некогда мне задерживаться!

– Есть куда скрыться-то?

– Поеду к бывшей теще в деревню. На лето она меня пустит пожить, я по хозяйству ей помогу, забор поправлю, огород вскопаю. А там уже посмотрим…

Простились дружески.

Надежда взглянула на часы – ого, десятый час. Ни в какой пансионат она, конечно, не поедет, нужно домой. Посмотреть, что там происходит, цветы полить, поговорить наконец с мужем. Если, конечно, она его застанет. В таком случае нужно поставить вопрос ребром: если работа ему не позволяет сейчас отдохнуть, то и она останется. Что она там потеряла, в этой «Сонате»? Скучища дикая…

В маршрутке Надежда еще раз позвонила мужу. И снова чужой равнодушный голос ответил, что абонент временно недоступен. Да что это у него за совещание в десятом часу ночи?!