Босс скучает

Герман не спит. Лежит, обняв подушку руками, и смотрит на меня. Да и я не могу на него налюбоваться. Не думала, что ещё когда-нибудь увижу его с собой на одной кровати, даже не говоря о большем. В мягком свете прикроватных ламп его загорелая кожа представляет потрясающий контраст с белоснежным постельным бельём. Мне хочется трогать Островского: кажется, я вошла во вкус. Стоит только дать себе волю.

От этой мысли я улыбаюсь.

— Тебе смешно? — от внимания Германа это не ускользает. — Почему?

Он приподнимается и подпирает голову ладонью.

По телу невольно пробегают мурашки. Потому что отголоски недавнего удовольствия ещё звенят в каждой клеточке, а ещё я знаю, что расслабленная поза Германа — только видимость. Он может атаковать в любую минуту, и я уже со сладким трепетом жду новой атаки.

— Без причины, — пожимаю плечами и делаю аккуратный глоток горячего чая. — Просто хорошо, — признаюсь я.

Сижу, облокотившись о спинку кровати, бережно завёрнутая Германом в отельный безразмерный халат. И пью чай, который он приготовил для меня, воспользовавшись чайным уголком над мини-баром.

Сказал: тебе надо согреться. Но я вообще-то уже согрелась. Его же стараниями.

От этой мысли краска наползает на мои скулы за секунду.

Герман перемещается и самовольно устраивает голову на моих коленках, щекой прижимаясь к бедру.

— Мне тоже. Хорошо.

Вижу ямочку на левой щеке и, не сдержавшись, дотрагиваюсь до неё кончиками пальцев. Затем ныряю пальцами в волосы, наводя беспорядок по своему вкусу.

— Рискуешь, Варя, — смеётся он.

— А? — я залпом допиваю чай и ставлю пустую кружку на тумбу.

Лучше убрать лишние предметы из рук, потому что Герман начинает водить носом по моему бедру, постепенно смещая ткань халата, под которым у меня ничего нет, и добираясь до кожи.

Ласки сменяются поцелуями — соблазняющими и всё более требовательными. Кожа горит от горячих обжигающих губ. Ладонями он властно обхватывает меня за бёдра, не давая и шанса вывернуться, и тащит вниз, побуждая лечь.

— Я хочу тебя, — шепчет Герман, — опять хочу.

А дальше… все связные мысли вылетают из головы.

Чуть позже мы лежим, обнявшись, но спать никому не хочется, хоть мы и порядком утомили друг друга. В самом приятном смысле слова утомили.

Герман, конечно, уже не тот импульсивный парень. В его ласках отточенное мастерство искушённого мужчины, знающего, как обращаться с женским телом. Но одно остаётся неизменным — он помнит всё и то, как мне нравится, и теряет от меня голову. По-прежнему теряет. Я это чувствую. Он сам мне об этом говорит всем своим видом и действиями.

Я прижимаюсь спиной к груди Германа, и мне так комфортно и спокойно, как не было уже, кажется, целую вечность.

— Хочешь поговорить? — спрашивает Островский, когда я вздыхаю громче обычного.

— Да. Нет. Наверное. Не знаю. Надо. Скорее всего, — выдаю следом и улавливаю его мягкий смешок.

Герман разворачивает меня к себе лицом. Свет мы так до конца и не потушили, но даже он не помогает мне разобраться в настроении Островского. Его мысли — тайна для меня. Впрочем, мне никогда не удавалось читать его, как раскрытую книгу. Герман — как старинный фолиант за семью печатями.

— Начистоту? — его брови иронично приподнимаются.

— А по-другому никак, — заявляю, а затем коротко целую его, но не позволяю увлечь себя в более глубокий поцелуй. — Предлагаю продолжить с того самого момента, на котором мы прервались у бассейна, — по деловому начинаю я, словно мы на совещании, и мне выпала обязанность озвучить повестку дня.

— Если продолжать с него, то надо уйти ещё дальше.

— Как-то слишком таинственно звучит.

— Да нет никаких тайн, Варь. Ну, кроме той, где я до сих пор схожу по тебе с ума. Как оказалось, — добавляет он с усмешкой.

— Ты как будто шокирован?

— Да нет, я уже смирился. Ты ужасно на меня действуешь. Ужасно возбуждающе.

Вот что он творит? Мне ведь теперь кажется, что разговор можно и ненадолго отложить.

— Ладно, отомри. — Островский мягко и долго целует меня, прежде чем мы возвращаемся к подробностям.

Герман, как и обещал, переносится на несколько месяцев назад до момента нашей первой встречи. К июльскому инвестиционному форуму, проходившему в Москве. Где, как выясняется, и он, и я — оба присутствовали.

— Не видела тебя там, — качаю головой.

— А я тебя рассмотрел очень хорошо, — Герман внезапно хмурится, и я слегка напрягаюсь.

— Что такое? Кажется, я вела себя прилично на этом мероприятии, — пытаюсь пошутить, но Островский лишь кивает со своим серьёзным видом.

— Конечно, Варя, это была… неожиданная для меня встреча. Не могу сказать, что я совсем не думал о тебе с того момента, как мы расстались. Думал, конечно. Всё так неправильно закончилось, и я, кстати, приходил к тебе после той ночи, но дома не застал. Если бы мы поговорили, не было бы этого странного многоточия. Наверное.

— Я уехала к родителям, — пряча взгляд за ресницами, отвечаю, даже не понимая, что конкретно чувствую от его признания.