Ботфорты капитана Штормштиля

Семейный совет продолжался шепотом, и уже ничего нельзя было разобрать. Лишь изредка всплескивал мамин голос:

— Нет! Тогда я уеду в Нефтегорск!..

Спор явно затянулся. Результатов его Тошка не дождался. Он заснул. Ему снился косматый медведь, который, отбиваясь лапами от пчел, ел каштановый мед, стоя меж белых, как мраморные колонны, буковых стволов. Покончив с медом, медведь повернул к Тошке острую морду с мокрым клеенчатым носом и рявкнул:

— Коллектор Топольков! Подъем! Кто пропускает восход солнца, тот теряет год жизни!

Тошка открыл глаза. Перед кроватью в одних трусах стоял дядя Гога и размахивал гантелями. Окна были розовыми, солнце только вставало. Значит, год еще не потерян. Целый год жизни, огромной, удивительной и радостно-синей, как утреннее море.

Глава 4. «Я подарю тебе речку…»

Кло Тошка встретил на волнорезе. Он еще издали увидел ее красное в белый горошек платье. У нее и в прошлом году было такое. Наверное, ей нравится красное в горошек.

— А я уезжаю, — сказал Тошка. — В горы. Меня берет с собой дядя. Он геолог. Помнишь, я рассказывал…

— Помню… Что ты будешь делать там?

— Я буду коллектором.

— Коллектор бывает в канализации.

Тошка не обиделся.

— Нет, я другой коллектор, — сказал он. — Геологический.

— А что ты смыслишь в геологии?

— Ничего.

— Зачем же тогда тебя берут? По блату?

— Нет, просто там высокогорный воздух, каштановый мед и еще комаров нету.

— Так и говори, что едешь отдыхать. А то — коллектор!

— Я коллектором! — запротивился Тошка. — Младшим коллектором поисковой партии с окладом четыреста рублей в месяц.

— Значит, по блату…

Спорить с Кло было бесполезно. Ну, как ей докажешь, что он станет полноправным членом геологической партии. У него будет свой рюкзак и свои обязанности, и по утрам надо будет вставать до света, чтобы не проспать восход солнца и не потерять из-за этого целый год жизни. Доказывать подобное не имело смысла, все равно Кло не поверит, раз уж с самого начала решила не верить. Видно, ей просто жаль, что Тошка уезжает и они так долго не увидятся, до самой школы. Она одна будет приходить на волнорез, прижиматься спиной к мигалке и подставлять лицо шальному южному ветру. Посвистывая в фонарной решетке, он станет рассказывать ей о том, что творится в далеких портах, чьи корабли стоят в них под погрузкой, что привезли они в своих душных трюмах, какие песни поют матросы в синих от дыма портовых тавернах. А о том, что творится в горах, ветер рассказать не сможет. Он южный ветер, а горы подступают к городу с севера. Чтобы слушать северный ветер, надо стоять спиной к морю. Кло никогда этого не сделает. Да к тому же северные ветры молчаливы и сдержанны. И пахнут совсем по-другому — мокрым снегом и холодной лесной землей.

— Я привезу тебе каштанового меда, хочешь?

— Терпеть не могу мед!

— Ну, тогда вырежу трость из красного дерева.

— Что я, хромая?

— Поймаю какого-нибудь зверька…

— Морского зайца, пожалуйста.

И тут Тошку осенило! Не надо ничего привозить, надо всего лишь…

— Я открою неизвестную вершину. Или речку. И попрошу назвать ее твоим именем. Во!

Глаза у Кло сразу подобрели, она с любопытством глянула на Тошку, словно только его заметила.

— А разве там есть неоткрытые вершины? — спросила она.

— Должны быть! Ведь мы — поисковая партия. Мы самые первые. И если найдем что-то, имеем право дать название и нанести на карту.

Они спустились с волнореза. Пошли к городу мимо Старой гавани. Далеко в море густо дымил «Красный Батум». Дым поднимался из его трубы плотной, витой колонной. Ветер сгибал колонну в дугу, и она повисала над морем бурой радугой. Буксир тянул в гавань очередную ржавую коробку. Он надрывался из последних сил и кричал раздраженным, усталым голосом:

— Гу-у-у-у гу-гу-у-у! Гу-гу!..

— Это, наверное, Бобоська дергает сигнал, прощается с тобой.

— Наверное, Бобоська...

Они дошли до перекрестка Якорной и Каботажной улиц.

— Подожди меня здесь, на углу, — сказала Кло. — Я только письмо опущу.

Тошка остановился. Он не пытался уголком глаза прочитать адрес на конверте. Он знал, кому и куда это письмо.  Черное море, капитану Ивану Алексеевичу Борисову...

Завтра Тошке уезжать. Рано-рано — их поезд отходит в семь утра. Мама напекла уже целую сотню беляшей и взяла с Володи честное слово, что он не будет учить Тошку делать сальто...

Когда они вышли на центральную улицу, Кло тронула Тошку за рукав.

— Я пойду к маме в редакцию. Она сегодня дежурит.

Мимо, поблескивая черными лакированными боками, катились фаэтоны. Их обгоняли автомашины и велосипедисты в белых майках. Над входом в кинотеатр «Победа» художник в измазанном краской комбинезоне натягивал полотнище рекламы: «Новый художественный фильм «Ожидание».

— Значит, едешь? — сказала Кло. — Старшим коллектором.

— Младшим...

— Это неважно. Возвращайся с удачей. Я буду ждать тебя...

Утром Кло пришла на вокзал, проводить Тошку. За ней увязался Морской Заяц. Он был в тельняшке. Нарисованные чернилами якоря красовались на его руках.

— Наколки буду делать, — небрежно сообщил Заяц.— Только вот порох достану.

— Зачем порох? — не понял Тошка.