Божественная карусель

– Да. Извини. Забыл, – уже подписывая, сказал Сергей Ильич. Но то, что степенный старик увидел под чеком, повергло его в немалое изумление. Перед Малышевым лежал бланк заявления о приеме в какое-то «Движение за обновление» с обязательством беспрекословно выполнять все распоряжения руководящих структур этой организации.

– Люсенька! А это что? Это, наверное, не отсюда?

Ласточкина вылетела из кресла, подбежала к спинке стула, на котором сидел бесконечно любимый ею человек, обняла его сзади и, почти плача, стала уговаривать:

– Сереженька, миленький, они тебя омолодят, только если ты подпишешь все-превсе! Ну, какая тебе разница? Ну, ради нас с тобой. Ты будешь снова молод, силен, энергичен. Ну, походишь на их собрания. Надоест, напишешь заявление о выходе. Вот и все.

На этот раз Малышев, хотя не ожидал такой энергичной атаки, был тверд и покачивал головой отрицательно:

– Родная моя. Ты еще очень мало жила. И просто не знаешь, что, неосторожно подписав бумагу, можно так исковеркать свою судьбу…

– Но тебе-то что коверкать? Сережа, это наш шанс! Неужели мы его упустим?

– Чем хоть они занимаются?

– Готовятся к смещению Шевронского… Но нам-то какая разница, кто там во властях?

– Действительно, теперь никакой, – согласился Сергей Ильич, аккуратно вписал свое имя и поставил подпись.

9

Шевронский стоял на трибуне огромного зала, окруженный множеством микрофонов. Зал, конечно, был до отказа набит зрителями. Но двух ближайших приближенных к Единому Президенту среди них не было. Стрелков и Молозов смотрели прямую трансляцию выступления по телевизору.

– Уважаемые жители планеты! Сегодня согласно специальному постановлению, подписанному мною, вашим первым Единым Президентом Земли, весь мир празднует принятие новой Единой Конституции, – шквал аплодисментов. – Лично мне всегда было удивительно, что до сих пор распространение добра, а именно так я оцениваю объединение человечества, не встречало со стороны зла никакого сопротивления. Ведь философски, да и по-житейски ясно, что ни одно, даже малейшее проявление добра не может не сопровождаться проявлением своего антипода – зла. На всякого Христа есть свой Иуда, на всякого благотворителя – вор. Но незадолго до сегодняшнего праздника я понял, что объединение человечества необходимо было обеим ипостасям действительности – и добру, и злу. И то и другое стремилось овладеть всем миром. В процессе объединения мне помогали все силы Неба, и Светлые и Темные, вот почему я не испытывал серьезных препятствий. Теперь же вашему Президенту до́лжно сделать однозначный выбор – кому служить… Что – ж, выбор мною сделан. Благо человечества – вот предназначение первого Единого Президента! И во имя его я, Олег Шевронский, буду стоять до конца! Именно теперь предстоит выдержать главный удар – натиск сил зла, стремящихся взять в свои руки все объединенное человечество. Сегодня это зло называет себя оппозицией, уставшей от однообразного стиля правления, научившейся самостоятельно омолаживать людей, и голос этой оппозиции становится все более дерзким. Но ваш первый Единый Президент никогда не станет диктатором, удушающим звучание этого голоса. Я никогда не переступлю ту черту, за которой добродетель превращается в тиранию. Я верю, что избиратели Земли никогда не проголосуют за очевидное зло, в какие бы цивилизованные одежды оно ни рядилось…

Молозов выключил телевизор:

– Вряд ли он действительно в это верит.

– Да, пожалуй, – согласился Стрелков. – Скорее всего понимает, что празднует пиррову победу. На ближайших Всемирных выборах Единого Президента ему уже вряд ли удастся добиться переизбрания.

– Да, вряд ли.

Сразу после выступления Шевронский, в сопровождении охраны, вышел из здания и, не обращая внимания на выкрики обступивших суетливых журналистов, направился к эскорту машин, поджидающему его неподалеку. Мимолетного ответа был удостоен только один вопрос:

– Олег Константинович, каковы Ваши планы на сегодняшний день после только что состоявшегося празднично-торжественного выступления?

– Отдыхать, только отдыхать, – Шевронский подошел к открытой перед ним задней дверце одного из автомобилей, молча сел, и эскорт отъехал.

Но и в машине вершителю судеб мира расслабиться не удавалось. Покоя не давал один и тот же вопрос: «Где же Зубров?» За ним возникал второй: «Ужели он служитель зла?» Потом третий: «Впрочем, почему обязательно такая крайность?» Вспоминался давний диалог Шевронского с Зубровым, случившийся много лет назад, который дословно память не сохранила, но четко впечатала в душу суть сказанного тогда Зубровым: «А что есть Истина?.. Это всемогущество, которому подчиняются и Всеблагой – христианский Бог, творящий добро, и Сатана (зло)». Размышления Шевронского после всех этих воспоминаний были примерно следующими: