Божественная комедия. Ад

1. Уж пламень смолк и, выпрямясь, ответа
Не издавал и отлетел от нас
С соизволенья сладкого поэта.

4. Тогда другой, вослед за ним явясь,

Меня заставил устремиться взором
К его вершине, издававшей глас.

7. Как сицилийский медный бык, в котором

Его творец впервые поднял вой
(Был он казнен правдивым приговором!), —

10. Ревел так сильно стоном муки злой;

Что истукан, хоть вылит из металла,
Казалось, весь проникнут был тоской:[585]

13. Так скорбь души, пока не обретала

Речам своим пути из тайника,
В треск пламени свой говор превращала.

16. Когда же с воплем прорвалась тоска

Сквозь острие, вдруг огнь заколыхался,
Волнуемый движеньем языка,[586]

19. И начал: «Ты, к кому мой глас раздался,

Ты, по Ломбардски молвивший царю
Улиссу: «Сгинь! с тобой уж я расстался![587]

22. Хоть, может быть, я тщетно говорю, —

Не откажись помедлить здесь со мною;
Смотри: я медлю, а меж тем горю!

25. И если ты сейчас сведен судьбою

В сей мрачный мир из сладостной страны
Римлян, где я в грехах погряз душою,

28. Скажи: в Романье мир, иль гром войны?

Я сам из гор, идущих от Урбино
До скал, где Тибр бежит из глубины.[588]»

31. Еще мой взор влекла к себе пучина,

Когда, толкнув меня, сказал поэт:
«Сам говори: ты слышишь речь Латина,»

34. И я, имев готовый уж ответ,

Не медля начал так свои воззванья:
«О дух, одетый в вечно-жгущий свет!

37. Без войн когда ж была твоя Романья?

В сердцах тиранов там всегда раздор,
Хоть явного и нет теперь восстанья.[589]

40. Как и была, Равенна до сих пор:

Орел Поленты в граде воцарился
И к Червии сень крыл своих простер.[590]

43. Но город твой, что так упорно бился

И кровь французов проливал рекой,[591]
Теперь когтям зеленым покорился.[592]

46. А Псы Верруккьо, старый и младой,

Казнившие Монтанью беспримерно,
Буравят там, где зуб вонзили свой.[593]

49. Не города Ламона и Сантерно,

Что год, то к новой партии ведет
На белом поле львенок лицемерный.[594]

52. И тот, под коим Савио течет,

Как прилежит к горе он и долинам,
Так меж тиранств и вольности живет.[595]

55. Теперь, кто ты, прошу тебя, скажи нам;

Не откажись открыться, чтоб ты мог
Со славою предстать твоим Латинам.» —

58. И, пророптав опять, свой острый рог

Взад и вперед тут пламя покачало
И издало в ответ тяжелый вздох:

61. «Когда б я знал, что дать мне надлежало

Ответ тому, кто возвратится в свет,
Поверь, ничто б огня не взволновало.

64. Но если верить, что из царства бед

Живой никто в мир не являлся прежде,
То, не страшась бесславья, дам ответ.

67. Я воин был; потом в святой одежде[596]

Отшельника мечтал вознесться в рай,
И обмануться я б не мог в надежде,

70. Когда б не жрец верховный – покарай[597]

Его Господь! – вовлек меня в грех новый;
А как вовлек и почему, внимай.

73. Пока носил я бренные оковы

Костей и плоти, все мои дела
Не львиные, но лисьи были ковы.

76. Все хитрости, все козни без числа

Я знал и так поработил им страсти,
Что обо мне повсюду весть прошла.[598]

79. Когда же я достиг уже той части

Стези своей, где время нам спускать
Уж паруса и убирать все снасти, —

82. Что я любил, о том я стал рыдать

И каяться, надежду возлелеяв,
Что тем снищу, увы мне! благодать.

85. Но гордый князь новейших фарисеев,[599]

Воздвигнувший войну на Латеран,[600]
Не на войска Срацин, иль Иудеев, —

88. (Он был врагом для тех из христиан,[601]

Кто не брал Акры с скопищем презренных,[602]
Иль торг не вел среди султанских стран) —

91. Высокий долг о подвигах священных

Забыл в себе, во мне ж унизил чин,
Смиряющий молитвой посвященных.

94. И как призвал Сильвестра Константин,

Чтоб излечить проказу, из пустыни;[603]
Так думал он: как врач, лишь я один

97. В нем излечу горячку злой гордыни:

Безмолствуя, я слушал речь его,
Речь пьяного, не слово благостыни.

100. Но он: «В душе не бойся ничего:

Я отпущу твой грех; но вместе жду я,
Как взять Пренест, совета твоего.

103. Рай запирать и отпирать могу я:

Ты знаешь: два ключа в моих руках,
Что Целестин отвергнул, слепотствуя.[604]»

106. И столько истин изложил в речах,

Что я, сочтя за худшее молчанье,
Ответил: «Отче! если смоешь прах

109. Грехов моих, творимых без желанья,

То ведай: чтоб престол возвысить свой,
Все обещай, не помня обещанья.»

112. Франциск пришел, как умер я, за мной;

Тогда один из херувимов черных
Вскричал: «Оставь! по всем правам он мой.

115. Принадлежит он к сонму мне покорных:

В моих когтях с тех пор его глава,
Как подал он совет для дел позорных.

118. Кто хочет в рай, покайся тот сперва;

Но, каясь, зла желать – то несогласно
Одно с другим!» – сказав сии слова,

121. Увы! схватил, потряс меня ужасно

И возопил: «Ты думал ли, чтоб я
Мог рассуждать логически так ясно?»

124. Тогда отнес к Миносу он меня,

И, восемь раз вкруг жестких чресл свивая,
Свой хвост от злости укусил судья,[605]

127. Сказав: «Иди в корысть огня, тень злая!»

С тих пор, как видишь, я объят огнем
И сетую, в одежде сей блуждая.» —

130. Тут глас замолк, и бедственным путем

Помчался пламень с ропотом и стоном,
Крутясь, волнуясь зыбким острием.

133. Мы прочь пошли, мой вождь и я, по склонам

Громад туда, где свод кремнистых груд
Лежит над ямой, в ней же дань законом

136. Возложена на сеятелей смут.