Божественная комедия. Ад

1. О кто бы мог, хотя б свободным словом,[606]
И много раз вещая, описать
Весь ужас ран, что зрел во рву я новом.

4. Ни чей язык не может то сказать,

И нашего на то не станет слова,
И разум наш не в силах то понять.

7. И если бы собрать те рати снова,

Которые на роковых полях
Апулии погибли так сурово[607]

10. От рук Римлям, иль в страшных тех боях,

Когда – как пишет Ливий без обмана —
Так много колец снял с убитых враг;[608]

13. Собрать и тех, которых сын Нормана

Роберт Гвискар так грозно сокрушил,[609]
И тех, чей прах истлел у Чеперана,

16. Где Апулиец долгу изменил,[610]

И тех, чью мощь Алар, старик лукавый,
Близ Тальякоццо, без меча разбил:[611][612]

19. И если б всяк, кто в ранах, кто безглавый,

Предстал: и то едва ль их страшный вид
Изобразит девятый ров кровавый![613] —

22. Утратив дно, так бочка не сквозит,

Как раной здесь зиял один пред нами,
Рассеченный от чресел до ланит.

25. Его кишки висели меж ногами;

Открыт желудок и мешок, …………
………………………………………………………….[614]

28. Я на него, он на меня взирал

И, грудь руками растворив широко,
Сказал: «Смотри, как я себя раздрал!

31. Смотри, как здесь увечат лжепророка![615]

Вот предо мной в слезах идет Али,
Разрубленный от бороды до ока.[616]

34. И все, кого здесь видишь, на земли

При жизни сеяли раскол и смуты;
За то и казнь достойную нашли.

37. Там, позади, нас рубит дьявол лютый

И каждого из грешной сей толпы
В наш прежний вид приводит в те минуты,

40. Когда свершим круг горестной тропы:

За тем, что раны снова заживают,
Когда к нему направим мы стопы.

43. Но кто ж ты сам, чьи взоры мглу пронзают?

Иль думаешь укрыться там от зол,
Которые тебя здесь ожидают!» —

46. «Не мертвый он, не грех его привел

Сюда на казнь;» рек вождь мой, негодуя:
«Но, чтоб вполне он знанье приобрел,

49. Мне суждено, да мертвый с ним иду я

В бездонный ад, сходя из круг в круг,
И верно то, как то, что говорю я.[617]» —

52. Тут более, чем сотня грешных, вдруг

Остановясь, в меня вперили взоры,
От дивных слов забыл жестокость мук,

55. «Скажи ж ты фра Дольчино, ты, который,

Быть может, вскоре узришь солнца свет, —
Чтоб он, пока в снег не оделись горы

58. И если мне идти не хочет вслед,

Запасся хлебом: а не то в берлогу[618]
К нему найдет Новарец тайный след.»

61. Так, к шествию одну поднявши ногу,

Мне Могомет сказал; потом скорей
Встал на ногу и вновь пошел в дорогу. —

64. Другой, чей нос был срезан до бровей,

С проктнутым горлом, с отсеченным ухом,
Глядя на нас, стоял в толпе теней,

67. Необычайным изумленный слухом,

И, отворив кровавую гортань,
Проговорил всех прежде с скорбным духом:

70, «О ты, что здесь не казнь приемлешь в дань,

Кого видал я, где живут Латины,
Коль не обманут сходством я, – вспомянь

73. Ты и меня: я Петр из Медичины![619]

И если ты узришь когда-нибудь
Меж Верчелли и Маркобо равнины,[620] —

76. Сказать двум лучшим в Фано не забудь:

Мессеру Гвидо и мессер Каньяно,
Что если нас не может обманут

79. Предвиденье, то в безднах океана,

Вблизи Каттолики, утопят их
Изменою коварного тирана.[621]

82. Меж Кипром и Малоркой дел таких

Нептун не зрел в владении широком
От Греков, иль разбойников морских.[622]

85. Предатель сей, одним глядящий оком,[623]

Владелец стен, которых спутник мой
В век не желал бы видеть вновь с упреком,[624]

88. Их к договору пригласит с собой

И то свершит, что будет труд напрасен
Вновь заклинать Фокары ветер злой.[625]»

91. А я ему: «Чтоб твой рассказ был ясен

И чтоб наверх слух о тебе проник,
Скажи, кому вид стен тех так ужасен?»

94. Тогда рукой он челюсти раздвиг

Товарищу и рот раскрыл в мгновенье,
Вскричав: «Вот он, но нем его язык!

97. Изгнанник сей рассеять смел сомненье

У Цезаря, с злым умыслом сказав:
«Где все готово, там вредит медленье.»

100. Как Курион был страшен и кровав!

Язык его был вырван из гортани,
Язык, что был так некогда лукав.[626]

103. И вот, подняв обрубленные длани

И кровь из них струя себе за грудь,
Другая тень явилась нам в тумане,

106. Крича: «Увы! и Моску не забудь!

Посеял я в Тоскане злое семя,[627]
Сказав: «Всему свое начало будь![628]» —

109. «И тем сгубил» прибавил я: «все племя![629]

»Тут, как безумный, он пошел от нас
И скорбью умножил скорби бремя.

112. Но с душ меж тем не отвращал я глаз,

И видел то, о чем бы не решился
Без доказательств продолжать рассказ,

115. Когда б я совестью не укрепился,

Подругой доброй, с ней же каждый смел,
Кто правоты бронью облачился.

118. Досель я вижу то, что там узрел;

Безглавый труп я видел в том соборе
И, ужасом объятый, обомлел!

121. Он голову с отчаяньем во взоре

В руке за кудри как фонарь носил,
И голова кричала мне: о горе!

124. Он сам себе светильником служил:

В едином теле двое терпят муки,
А как – то знает тот, кто так судил!

127. Став под мостом, высоко обе руки

Ко мне он Поднял с головой своей,
И слов ее ко мне достигли звуки:

130. «Смотри, вот казнь и ужаснись пред ней!

О ты, живой скиталец в царстве этом,
Скажи: чья казнь ужаснее моей?

133. А чтоб о мне поведал ты пред светом,

Узнай: я тень Даль-Борнио, певца,
Кем Иоанн подвигнут злым советом.[630]

136. В отце и сыне я возжег сердца:

Не столько средств нашел в Ахитофеле
Авессалом к восстанью на отца![631]

139. Я разлучил столь близких в страшном дыме:[632]

За то мой мозг, о ужас! отделен
От своего начала в этом теле!

142. Свершен на мне возмездия закон.[633]

»