Божественная комедия. Ад

1. Вид страшных ран и тьма теней под нами
Так отравили свет моих очей,
Что был готов залиться я слезами.

4. Тогда Виргилий: «Что в душе твоей?

В кого вперил ты взор с такой тревогой
Меж этих злых, изрубленных теней?

7. У прочих рвов не медлил ты так много.

Иль хочешь всех сосчесть их? не забудь,
Что двадцать миль вкруг рва идти дорогой.[634]

10. Луна под нами уж свершает путь,[635]

И краток срок, нам данный для обзору;[636]
А нам еще на многое взглянуть.» —

13. «Когда б ты знал, что моему там взору

Представилось,» был мой ему ответ:
«Я б не подвергся твоему укору.» —

13. Учитель шел и я за ним во след;

Но я, пред ним желая оправдаться,
Прибавил: «Там, в пещере лютых бед,

19. Куда на дно глаза мои стремятся,

Мне кровный дух – и я то слышал въявь —
Оплакивал грехи, что здесь казнятся.»

22. А вождь: «Не думай впредь о нем; направь

Свой ум к иному: он за злое дело
Наказан здесь, и ты его оставь.

25. Он на тебя указывал и смело

Из-под моста грозился нам перстом
И называл себя Джери дель Белло.[637]

28. Твой взор тогда прикован был на том,[638]

Кто защищал Готфор с своей дружиной,
И он, неузнан, прочь пошел потом.»

31. И я: «О вождь! насильственной кончиной,[639]

Которой срам из сродников его
Не отомстил доселе ни единый, —

34. Разгневан он: конечно, от того

Он и ушел, мне не сказав ни слова,
И тем сильней скорблю я за него.[640]»

37. Так говоря, мы шли до рва другого:

Будь он светлей, я мог бы, взор вперя,
В нем видеть дно с утеса векового.[641]

40. Когда ж я был у стен монастыря[642]

Последнего, в котором взор мой смелый
Зрел братию подземного царя, —

43. Мой слух пронзили разных воплей стрелы,

Заостренные жалостью с концов;
Зажавши уши, шел я в те пределы.

46. Когда б собрать с сардинских берегов

Все немощи во дни жаров гнетущих,
Иль из больниц Вальдикианы в ров,[643] —

49. Так много здесь я видел вопиющих,

И смрад столь гнусный восходил от всех,
Какой исходит лишь от тел гниющих.

52. Тут мы спустились на последний брег

Скалы огромной, все идя на лево,[644]
И я ясней увидел в ямах тех,

55. Как праведный служитель Божья гнева —

Ужасный суд – обманщиков казнит,
Погрязших в мглу отчаянного зева.

58. Не думаю, чтоб был печальней вид

Людей, в Эгине язвою гнетомых,
Где до того был воздух ядовит,

61. Что твари все до малых насекомых

Погибли вдруг и, по словам певцов,
Весь род людей с стадами и скотом их

64. Зевс возродил из кучи муравьев:[645]

Как было грустно видеть в мраке круга
На грудах груды страждущих духов.

67. Кто на груди, кто боком друг близ друга,

Кто на спине валялся на земли,
Кто полз ползком под бременем недуга.[646]

70. Мы с грустью молча шаг за шагом шли

И созерцали сонм больных стонавших,
Которые подняться не могли.

73. Там зрел я двух, друг друга подпиравших,

Как два горшка у печного огня,
И струпьями с главы до ног страдавших.

76. Не чистит конюх щеткою коня,

Чтоб весть его скорее к господину;
Бессонный так не чешется, стеня,

79. Как эти два скребли ногтями спину

И с бешенством сдирали струпья с ней;
Но не могли тем утолить кручину.

82. И струпья сыпались из-под ногтей,

Как чешую дерут со щук ножами,
Иль с рыб других с широкой чешуей.

85. «О ты, скребущий гной с себя ногтями,»

Так одному мой вождь сказал тогда:[647]
«И рвущий ими тело как клещами!

88. Кто из Латинов, о скажи, сюда

Низринулся? тебе ж да служат пальцы
Во век веков для этого труда!» —

91. «Ах! оба мы Латины, мы, страдальцы!»

В слезах, один ответил на вопрос:
«Но кто ж вы сами, чудные скитальцы?» —

94. И вождь: «Я, дух, спускаюсь в царство слез,

Чтоб показать ваш ад сему живому,
И с ним иду с утеса на утес.»

97. Тут, перестав служить один другому,

Они, дрожа, взглянули на меня:
До всех достигла весть подобно грому.

100. Тогда учитель, взор ко мне склоня,

Сказал: «Беседуй с ними с сожаленьем!»
И, как желал он, тотчас начал я:

103. «Коль ваше имя не должно забвеньем

Изгладиться из памяти людской,
Но да живет в ней с каждым поколеньем,

106. Скажите: кто вы? из страны какой?

Откройте мне, почто все ваши члены
Истерзаны болезнью такой?» —

109. «Я, Аретинец, Альбером из Сьсяны[648]

»Сказал один: «сожжен был; но тому
Виной не грех, ведущий в эти стены.

112. Однажды в шутку я сказал ему:

По воздуху умею я носиться;
А он, дитя по смыслу и уму,

115. Тому искусству вздумал поучиться,

И сжечь меня отца он убедил,
Сил не имев в Дедала превратиться.

118. Но в ров меня десятый осудил

Минос правдивый, потому что свету
Я как алхимик много повредил.»

121. «О был ли в мире» я сказал поэту:

«Народ пустей Сиеннцев? даже им
И Франция уступит славу эту.»

124. Тогда другой проказный, вняв моим[649]

Словам, прибавил: «Исключи лишь Стрикка;[650]
Он жить умел доходом небольшим;

127. И Никколо, кем введена гвоздика,

Обжорства роскошь, в тот веселый сад,
Где это семя принялось так дико,[651]

130. И клуб, в котором отдал на разврат[652]

Свой виноградник с замком д'Ашиано[653]
И был душой веселья Аббальят.[654]

133. А хочешь знать, кто так с тобою рьяно

Клянет Сиенцев, загляни в провал
И рассмотри мой образ в мгле тумана:

136. Я тень Капоккво; в мире я сплавлял[655]

Алхимией состав металлов ковкий,
И вспомня, если ты меня узнал:

139. Я был природы обезьяной ловкой.»