Божественная комедия. Чистилище

1. Ты, Отче наш, на небесах живущий,
Где царствуешь, но не описан в них,[384]
Любя всех паче первый сонм, там сущий![385]

4. Твое в нас имя, слава сил святых,

Век да святится, и вся тварь да видит,
Коль сладостно дыханье уст Твоих.[386]

7. Мир Твоего к нам царствия да снидет,

К нему ж, собрав усилья все свои;
Мы не придем, коль сам он к нам не придет.[387]

10. Как доброй волей Ангелы Твои

Приносят жертвы и поют: «осанна»,
Так да творят и люди на земли.

13. Хлеб наш насущный даждь нам днесь: то – манна,

Без нее же вспять отводят нас шаги,
Стремясь вперед, в пустыне сей туманной.[388]

16. И так же, как друг другу все долги

Мы оставляем, так и нам остави,
И не суди нас по делам, Благий!

19. И наших сил, столь бренных в их составе,

Не дай прельстить невидимым врагам,
Но от лукавых помыслов избави.

22. Последний глас мольбы, уж лишний нам,

Не за себя, – за тех возносим, Боже,
Кого в грехах оставили мы там![389]

25. Так за себя и нас молитвы множа

И разные подъемля тяготы,
Как тот кошмар, что давит нас на ложе,[390]

28. По первому карнизу с высоты

Шли призраки, томясь, но тем упорней
Смывая копоть дольной суеты.[391]

31. Коль молят так за нас в стране той горней,

То что ж должны в сем мире делать те,
В чьей воле есть еще благие корни?[392]

34. Должны помочь им смыть в их нищете

Грязь жизни сей, чтоб в чистом одеянье
Легко взнестись к надзвездной высоте!

37. – О, да ускорит суд иль состраданье[393]

Срок ваших мук, чтоб крылья распахнуть
Могли вы в край, куда вас мчит желанье![394]

40. С какой руки, скажите, легче путь?[395]

A если два здесь всхода или боле,
То укажите, где отложе круть?

43. Затем что спутник мой здесь, в сей юдоли,

Одет во плоть Адама, почему
Всходить с трудом он должен против воли.

46. Кто дал ответ на эту речь тому,

За кем я шел, я не узнал средь грому;[396]
Но так в толпе ответили ему:[397]

49. – Направо здесь, по берегу крутому,[398]

Идите с нами, и найдете ход,
Где вверх взойти возможно и живому.

52. И не мешай глядеть мне камень тот,

Что гордую мне выю так бесчестно
Пригнул к земле, что уж не зрю вперед,

55. Я б на того, чье имя мне безвестно,

Взглянул, чтоб вызнать: не знаком ли он
Со мной, несущим груз тяжеловесный.

58. Латинянин, в Тоскане я рожден;[399]

Отец мой был Гюльельм Альдобрандеско:
То имя вам знакомо ль средь имен?

61. Кровь древняя, род предков, полный блеска,

Такую мне вселили в душу спесь,
Что общую забыл нам мать и дерзко[400]

64. Стал презирать в душе народ я весь.

За что и пал, о чем все помнят в Сьене
И дети в Кампаньятико поднесь.

67. Я Омберто, и гордостью не мене[401]

Наказан здесь, как и моя родня,
Которая подверглась той же пене.

70. И этот груз я буду несть до дня,

Пока Господь простит мне, ибо ныне
Не средь живых, a между мертвых я.

73. Я, слушая, склонил лицо к стремени;

Но тут другой (не тот; кто говорил),
Весь скорчившись под камнем в злой кручине,

76. Узрел меня, узнал и возопил,

С усилием стараясь взор свой ближе
Вперить в меня, пока согбен я был.

79. – О! – я сказал, – Не ты ли, Одерижи?[402]

Честь Губбио, искусства честь того,
Что прозвано enluminer в Париже?[403]

82. – О, брат! – сказал он, – Ярче моего

Смеются краски из-под кисти Франко:[404]
Вся честь ему; мне ж часть ее всего!

85. Будь я живой, я б с гордою осанкой

Отверг ее, затем что вечно страсть
Первенствовать была моей приманкой.[405]

88. За спесь грозит нам всем возмездья власть,

И не смирись я сам, – ведь до могилы,
Я б мог грешить, – сюда б мне не попасть.

91. О, суетность отличий, что нам милы!

Как быстро деревцо свой может верх сронить,
Коль ряд годов ему не придал силы.[406]

94. Мнил Чимабуэ в живописи быть[407]

Из первых первым, a теперь уж Джьотто[408]
Явился – славу первого затмить.

97. Так Гвид лишен в поэзии почета[409]

Другим был Гвидом; может быть, их двух[410]
Спугнуть с их гнезд родился третий кто-то.[411]

100. Изменчивей еще, чем ветра дух,

То дуновенье славы, что разносит
О наших именах по миру слух.

103. Что будет слава наша, пусть с нас сбросит

Хоть старост узы плоти, иль наш век
Под лепет: «папа», «мама» смерть подкосит,[412] —

106. Чрез сто веков? A их короче бег

Пред вечностью, чем перед обращеньем
Небесных кругов – взмахи наших век.

109. Вон славою того, кто с затрудненьем

Бредет, – была Тоскана вся полна;
А ныне в Сьене он покрыт забвеньем,

112. Где был он вождь, когда сокрушена

Была спесь флорентинцев, что, столь славной
Считаясь встарь, теперь посрамлена.[413]

115. Известность ваша вся – не злак ли травный?

Была – и нет! Кто к жизни вызвал злак
Из недр земли, тот губит с силой равной.

118. И я: – Смирение, – ценнейшее из благ, —

Живит мой дух, гордыне ставя грани.
Но кто же тот, о ком скорбишь ты так?

121. – То, – отвечал он, – Провенцан Сальвани!

И здесь за то, что в сердце мысль таил
Прибрать себе всю Сьену в мощны длани.[414]

124. Без отдыха он ходит, как ходил

Со дня кончины: вот чем здесь искупит
Свою вину, кто слишком дерзок был! —

127. И я: – Но если всяк, в ком грех притупит

О Боге мысль до самого конца,
Внизу обязан, прежде чем к вам вступит

130. (Коль не помогут добрые сердца!),

Пробыть так долго, сколько жил на свете,
То как сюда впустили гордеца?[415]

133. И он: – Раз в Сьене, в славы полном цвете,

На площади колено преклонен,
Преодолевши стыд, он стал, – в предмете

136. Имея лишь одно, – чтоб был внесен

За друга выкуп Карлу, и, как скромный
Бедняк, дрожал всем телом он.[416]

139. Я все сказал. Слова мои пусть темны;

Но близок день, в который объяснит
Их смысл тебе народ твой вероломный.[417]

142. За этот подвиг путь ему открыт.