Божественная Комедия. Новая Жизнь

Случилось потом, что, где бы ни видела меня эта донна, ее лицо становилось страждущим и цвет его бледным, словно от любви; почему много раз она напоминала мне мою благороднейшую Донну, которая всегда казалась столь же бледной. И действительно, много раз, будучи не в силах ни плакать, ни излить своей печали, я шел, чтобы увидеть сострадательную эту донну, которая, казалось, своим видом удаляла слезы от моих глаз. И поэтому появилось у меня желание сказать еще слова, обращаясь к ней, и я сочинил следующий сонет, который начинается: «Ни цвет любви…»; он ясен и без разделов, вследствие предшествующего изложения.

Ни цвет любви, ни знаки состраданья
На лике донны никогда с такой
Не отражались дивной полнотой,
Завидя очи, полные рыданья, —

Как на лице у вас, когда признанья

Не удержал язык печальный мой,
И мнилось мне со страхом и тоской,
Что сердце разорвется от терзанья.

Измученных, полупотухших глаз

Уже не властен я отвлечь от вас,
Затем что скорбь излить они желают;

Вы дали им частицу сил своих,

И жажда слез испепеляет их,
Но плакать перед вами не дерзают.

XXXVII

Вид этой донны довел меня до того, что мои глаза стали слишком радоваться при виде ее; я не раз мучился этим в сердце моем и почитал себя весьма подлым. И много раз хулил я суету моих глаз и говорил им в мысли своей: «Некогда понуждали вы плакать тех, кто видел горестное состояние ваше; ныне же кажется, что вы хотите забыть об этом ради той донны, что смотрит на вас; но смотрит она на вас лишь потому, что печалит ее преславная Донна, о которой обычно плакали вы; но что можете, то делайте, ибо весьма часто стану я напоминать вам о ней, проклятые глаза: ведь никогда — разве лишь по смерти — не должны были бы прекратиться слезы ваши!» И когда я так говорил про себя глазам моим, объяли меня вздохи, весьма долгие и боязливые. И для того чтобы эта битва, которая была у меня с самим собой, стала ведома не одному лишь несчастному, который испытал ее, я решил сочинить сонет и заключить в нем утаенное это состояние. И вот сочинил я следующий сонет, который начинается: «Потоки слез…»; в нем две части: в первой — обращаюсь к моим глазам так, как если бы обращалось сердце мое во мне самом; во второй — устраняю некоторое сомнение, обнаруживая, кто так говорит; начинается же эта часть так: «Так говорит…». Легко можно было бы получить и больше разделов, но они излишни, ибо сонет ясен благодаря предшествующему изложению. И вот этот сонет, который и начинается:

«Потоки слез, что горько проливали
Вы, мои очи, столько долгих дней,
К рыданиям влекли других людей,
Что вашими печалями страдали.

Но мнится мне: давно бы вы изгнали

Ту память прочь, будь я неверен ей
И не яви вам твердости своей,
Восславя Ту, по ком вы горевали.

В раздумии над вашей суетой

Печалюсь я, — и страшно мне за вас
Пред ликом Донны, что сюда взирает.

Ведь никогда — в посмертный разве час —

Вы не должны забыть Усопшей той!» —
Так говорит им сердце — и вздыхает.

XXXVIII