Божественная Комедия. Новая Жизнь

1

Уже горел прямым и ровным светомУмолкший пламень, уходя во тьму,
Отпущенный приветливым поэтом, —

4

Когда другой, возникший вслед ему,[482]Невнятным гулом, рвущимся из жала,
Привлек наш взор к верховью своему.

7

Как сицилийский бык, взревев сначалаОт возгласов того, — и поделом, —
Чье мастерство его образовало,

10

Ревел от голоса казнимых в немИ, хоть он был всего лишь медь литая,
Страдающим казался существом,[483]

13

Так, в пламени пути не обретая,В его наречье, в нераздельный рык,
Слова преображались, вылетая.

16

Когда же звук их наконец проникСквозь острие, придав ему дрожанье,
Которое им сообщал язык,

19

К нам донеслось: «К тебе мое воззванье,О ты, что, по-ломбардски говоря,[484]
Сказал: «Иди, я утолил желанье!»

22

Мольбу, быть может, позднюю творя,Молю, помедли здесь, где мы страдаем:
Смотри, я медлю пред тобой, горя!

25

Когда, простясь с латинским милым краем,Ты только что достиг слепого дна,
Где я за грех содеянный терзаем,

28

Скажи: в Романье[485] — мир или война?От стен Урбино[486] и до горной сени,
Вскормившей Тибр, лежит моя страна».

31

Я вслушивался, полон размышлений,Когда вожатый, тронув локоть мне,
Промолвил так: «Ответь латинской тени».

34

Уже ответ мой был готов вполне,И я сказал, мгновенно речь построя:
«О дух, сокрытый в этой глубине,

37

Твоя Романья[487] даже в дни покояБез войн в сердцах тиранов не жила;
Но явного сейчас не видно боя.

40

Равенна — все такая, как была:Орел Поленты в ней обосновался,
До самой Червьи распластав крыла.[488]

43

Оплот, который долго защищалсяИ где французов алый холм полег,[489]
В зеленых лапах ныне оказался.[490]

46

Барбос Верруккьо[491] и его щенок,С Монтаньей[492] обошедшиеся скверно,
Сверлят зубами тот же все кусок.

49

В твердынях над Ламоне и СантерноВладычит львенок белого герба,
Друзей меняя дважды в год примерно;[493]

52

А та, где льется Савьо, той судьбаМежду горой и долом находиться,
Живя меж волей и ярмом раба.[494]

55

Но кто же ты, прошу тебя открыться;Ведь я тебе охотно отвечал, —
Пусть в мире память о тебе продлится!»

58

Сперва огонь немного помычалПо-своему, потом, качнув не сразу
Колючую вершину, прозвучал:

61

«Когда б я знал, что моему рассказуВнимает тот, кто вновь увидит свет,
То мой огонь не дрогнул бы ни разу.

64

Но так как в мир от нас возврата нетИ я такого не слыхал примера,
Я, не страшась позора, дам ответ.

67

Я меч сменил на пояс кордильера[495]И верил, что приемлю благодать;
И так моя исполнилась бы вера,

70

Когда бы в грех не ввел меня опятьВерховный пастырь[496] (злой ему судьбины!);
Как это было, — я хочу сказать.

73

Пока я нес, в минувшие годины,Дар материнский мяса и костей,
Обычай мой был лисий, а не львиный.

76

Я знал все виды потайных путейИ ведал ухищренья всякой масти;
Край света слышал звук моих затей.

79

Когда я понял, что достиг той частиМоей стези, где мудрый человек,
Убрав свой парус, сматывает снасти,

82

Все, что меня пленяло, я отсек;И, сокрушенно исповедь содеяв, —
О горе мне! — я спасся бы навек.

85

Первоначальник новых фарисеев,[497]Воюя в тех местах, где Латеран,[498]
Не против сарацин иль иудеев,

88

Затем что в битву шел на христиан,Не виноватых в том, что Акра взята,
Не торговавших в землях басурман,[499]

91

Свой величавый сан и все, что свято,Презрел в себе, во мне — смиренный чин
И вервь[500], тела сушившую когда-то,

94

И, словно прокаженный Константин,Сильвестра из Сираттских недр призвавший,[501]
Призвал меня, решив, что я один

97

Уйму надменный жар, его снедавший;Я слушал и не знал, что возразить:
Как во хмелю казался вопрошавший.

100

«Не бойся, — продолжал он говорить, —Ты согрешенью будешь непричастен,
Подав совет, как Пенестрино[502] срыть.

103

Рай запирать и отпирать я властен;Я два ключа недаром получил,
К которым мой предместник[503] был бесстрастен».

106

Меня столь важный довод оттеснилТуда, где я молчать не смел бы доле,
И я: «Отец, когда с меня ты смыл

109

Мой грех, творимый по твоей же воле, —Да будет твой посул длиннее дел,
И возликуешь на святом престоле».

112

В мой смертный час Франциск[504] за мной слетел,Но некий черный херувим[505] вступился,
Сказав: «Не тронь; я им давно владел.

115

Пора, чтоб он к моим рабам спустился;С тех пор как он коварный дал урок,[506]
Ему я крепко в волосы вцепился;

118

Не каясь, он прощенным быть не мог,А каяться, грешить желая все же,
Нельзя: в таком сужденье есть порок».

121

Как содрогнулся я, великий боже,Когда меня он ухватил, спросив:
«А ты не думал, что я логик тоже?»

124

Он снес меня к Миносу; тот, обвивХвост восемь раз вокруг спины могучей,
Его от злобы даже укусив,

127

Сказал: «Ввергается в огонь крадучий!»И вот я гибну, где ты зрел меня,
И скорбно движусь в этой ризе жгучей!»

130

Свою докончив повесть, столб огняПокинул нас, терзанием объятый,
Колючий рог свивая и клоня.

133

И дальше, гребнем, я и мой вожатыйПрошли туда, где нависает свод
Над рвом, в котором требуют расплаты

136

От тех, кто, разделяя, копит гнет.[507]