Божественное пламя

– Нет, – угрожающе сказал царь. – Не спеши, про него скоро узнаешь. Но ты понимаешь, кретин, что ты проиграл мне Карию?! Бог свидетель – раз уж ты так много о себе мнишь – мог бы получше подумать, хоть раз в жизни!.. Ты что, персидским вассалом хочешь стать?.. Хочешь набрать ораву варварской родни, чтобы крутилась вокруг тебя, когда война начнется, – продавая врагу наши планы и торгуясь за голову твою?.. Если так – плохо твое дело. Я раньше сам тебя к Гадесу спроважу, там ты меньше вреда принесешь. А после того, что ты натворил, – думаешь Пиксодор примет Аридея?.. Для этого он должен быть еще дурнее тебя, а на это надежды мало. Я думал, без Аридея мне легче обойтись, чем без тебя… Ну что ж, дурак я был и дураков породил, так мне и надо. – Он тяжело вздохнул. – Не повезло мне с сыновьями.

Александр стоял неподвижно, даже кинжал свой на ребрах чувствовать перестал. Потом сказал:

– Если я твой сын, то ты оскорбил мою мать…

Сказал как-то механически, голова была занята другим.

– Ты меня не уговаривай! – Филипп выпятил нижнюю губу. – Я сюда ее вернул ради тебя. Она твоя мать, и я стараюсь об этом помнить… Но ты меня не выводи, тем более при свидетеле!..

Филот чуть шевельнулся у него за спиной и сочувственно кашлянул.

– А теперь слушай меня внимательно, я о деле говорить буду. Первое – я отправляю посла в Карию. Он может отвезти официальное письмо от меня, с отказом от согласия на твою помолвку, и от тебя – с твоим отказом. Или – если писать не станешь – только одно, от меня. Я Пиксодора поздравлю, но скажу, что ты мне не сын. Выбирай сразу. Не хочешь этого?.. Отлично. Тогда второе. Я не требую, чтобы ты контролировал мать, – ты на это не способен, и мне вовсе не нужно, чтобы ты таскал мне все её интриги. Никогда этого не просил, и сейчас не прошу. Но пока ты здесь в Македонии мой наследник – а это только пока я этого хочу, не дольше, – держись подальше от её заговоров. Если снова окажешься замешан в чём-нибудь – можешь убираться туда, где был, и больше не возвращайся, ясно? А чтобы тебе держаться подальше от греха, – те придурки, которых ты так далеко завлёк, поедут искать себе приключений за пределами царства. Сегодня они устраивают свои дела. Когда уберутся – ты сможешь выйти из этой комнаты.

Александр слушал молча. Он давно приучал себя к мысли о пытках, на случай если вдруг захватят живым на войне. Но прежде он думал только о телесных муках.

– Ну? – спросил царь. – Не хочешь узнать, кто это?

– А как ты думаешь?

– Птолемей – не везет мне с сыновьями… Гарпал – хитрая жадная лиса, я мог бы перекупить его, если бы он того стоил… Неарх – пусть его критская родня на него порадуется… Эригий с Лаомедоном…

Филипп не спешил. И смотрел, как белеет лицо Александра. Пусть подождет, пусть помучается… Пора мальчишке понять раз и навсегда, кто здесь хозяин. Пусть подождет.

Как бы ни хотелось Филоту убрать и Гефестиона, – его он в свой список не включил. Не справедливость и не доброта, а какой-то неизлечимый страх удержал тогда его руку. Царь же, со своей стороны, никогда не считал, что Гефестион опасен сам по себе. Ясно, что для Александра он готов на всё, но с ним, пожалуй, стоит рискнуть. И Олимпии можно досадить этим единственным исключением, и другая польза от него, тоже немаловажно.

– Что касается Гефестиона, сына Аминтора, тут дело особое. – Он снова остановился, а что-то внутри него (то ли презрение, то ли тайная зависть) говорило: «В мире нет никого, к кому я бы мог испытывать нечто подобное». – Ты же не станешь мне говорить, будто он не знал о твоих планах или отказывался участвовать в них?

– Он не хотел, это я его заставил, – тихо сказал Александр, с болью в голосе.

– Вот как?.. Ну что ж… Так или иначе, я принимаю в расчёт, что на его месте он просто не мог не согласиться; и обвинять его нельзя. Ни за то, что согласился, ни за то что не выдал тебя. Поэтому его я от ссылки избавляю, пока. Если он и впредь будет давать тебе хорошие советы – ты его слушай; так будет лучше и для него, и для тебя. Но – перед свидетелем говорю, чтоб ты не вздумал потом спорить, – если ты еще хоть раз окажешься замешан в каком-нибудь заговоре – я буду считать его участником; и по знанию, и по согласию… Я обвиню его перед собранием македонцев и потребую его смерти. Помни.

– Я всё понял. Ты мог обойтись и без свидетеля.

– Прекрасно. Завтра, если друзья твои уберутся, я стражу сниму. А сегодня можешь подумать, как дальше жить. Давно пора.

Он отвернулся. Стражник за дверью взял на караул… Филот, выходя следом, хотел было оглянуться, чтобы показать Александру свою поддержку и возмущение, – но, в результате, так и не посмотрел на него.

Шло время. Александр – он снова был свободен – обнаружил, что людей вокруг него стало гораздо меньше. Быть в моде – это иногда слишком дорогое удовольствие, даже для молодых… Теперь вся мякина отлетела, осталось только полноценное зерно. Он заметил всех, кто остался ему верен, и помнил их до конца жизни.

Через несколько дней его вызвали в малый парадный зал. Сказали только, что царь его ждет.