Божественное пламя

- Он контужен, - сказал Александр. - Других ран не видно, скоро ему станет получше. Ноский! Пусть глашатай это объявит... Сиппант! Прикажешь баллистам дать несколько залпов. Глянь-ка, как они там на стене развеселились, надо из них это веселье выбить... Леоннат! Я буду с отцом, пока он не придёт в себя. Всё докладывать мне.

Царя уложили на кровать. Александр уместил на подушку его голову, стал вытягивать запачканную кровью руку, - Филипп застонал и открыл глаза.

Старшие офицеры, - те, кто считал себя в праве толпиться возле царя, заверили его, что всё в порядке, люди под контролем. Александр, стоявший у изголовья, приказал одному из телохранителей принести воды и губку.

- Это твой сын, царь, - сказал кто-то. - Сын тебя спас.

Филипп повернул голову. Слабо сказал:

- Вот как? Молодец, малыш.

- Отец, ты видел, кто из них ударил тебя?

- Нет. - Голос Филиппа стал потвёрже. - Он напал сзади.

- Надеюсь, я его убил. Одного кого-то убил там.

Он неотрывно смотрел отцу в лицо. Филипп слабо прикрыл глаза и вздохнул.

- Молодец, малыш. А я ничего не помню. Ничего. Пока не очнулся здесь.

Подошёл телохранитель с тазом воды, подал Александру... Александр взял губку, старательно отмыл свою руку от крови и отвернулся. Тот замешкался в растерянности, потом обошёл кровать и той же губкой стал оттирать голову царю. Он думал поначалу, что вода принцу нужна как раз для этого.

К вечеру Филипп был ещё слаб - голова кружилась, если двигаться пытался, - но распоряжаться уже мог. Аргивян отправили под Кипселу, на смену тамошним войскам.

Александра, где бы он ни появился, встречали восторженно. Все старались прикоснуться к нему: кто "на счастье", кто чтобы его доблесть на них перешла, а кто просто ради удовольствия. Осаждённые, понадеявшись на дневную заваруху, в сумерках устроили вылазку и попытались захватить осадную башню; Александр повёл отряд и отбил их... Врач сказал, что царь поправляется; возле него постоянно дежурил один из телохранителей... До постели Александр добрался заполночь, Хоть столовался он вместе с отцом, но жил теперь отдельно: он уже был генералом.

У двери послышался знакомый шорох - он откинул одеяло и подвинулся. Когда назначалось это свидание, Гефестион уже знал, что Александр хочет просто поговорить. В этом он ещё ни разу не ошибся.

Потихоньку, шепча в подушку, они обговорили сегодняшний бой... Потом замолчали оба. В тишине слышны были шумы лагеря, и доносился издали - со стен Перинфа - звон колокольчика, что передавала друг другу ночная стража. Так слышно, что часовые не спят, и можно не обходить посты.

- Ты о чём? - спросил Гефестион.

Александр поднял голову. Даже в едва заметном свете от окна видно было, как горят глаза у него.

- Он говорит, что ничего не помнит. Но когда мы его поднимали, он уже в сознании был.

- А может он и правда забыл? - предположил Гефестион, которому уже попало однажды фракийским камнем со стены.

- Нет. Он притворялся мёртвым.

- На самом деле?... Ну что ж, всё равно винить его не стоит. Тут даже сидеть не можешь, перед глазами всё крутится, знаешь?... Он, наверно, надеялся, что они испугаются чего натворили - и разбегутся...

- Я открыл ему глаз - и знаю, что он меня видел. Но никак этого не показал; хотя уже знал, что всё кончено.

- А может он снова отрубился?

- Я всё время смотрел за ним, он был в сознании. Но признаваться в этом не хочет.

- Ну что ж, ведь он царь... - Гефестион испытывал тайную симпатию к Филиппу: тот всегда обращался с ним очень тактично, и у них был общий враг. Теперь он защищал царя: - Ведь люди могли бы понять неправильно. Ты же знаешь, как всё всегда переиначивают, верно?...

- Но мне-то он мог сказать! - Темнота была почти полная, но видно было, что Александр неотрывно смотрит ему в глаза. - Он никогда не признается, что лежал там - и знал, что обязан мне жизнью... Тогда не хотел этого признать, а теперь не хочет помнить.

Кто знает? - подумал Гефестион. И кто когда узнает? Но он - он знает, и этого теперь уже не изменить, никогда. Гефестион тронул обнажённое плечо, похожее в густых сумерках на потемневшую бронзу.

- Ну а о гордости его ты подумал? Ты же должен понимать, что это такое.

- Конечно, понимаю. Но я бы на его месте сказал.

- А чего ради? - Рука его соскользнула с бронзового плеча в спутанные волосы; Александр прижался головой к ладони, словно сильный зверь, которому нравится что его гладят. Гефестион вспомнил его ребячливость в самом начале; иногда кажется, что это было только вчера, иногда - полжизни назад тому... Зачем? Ведь вы и так оба знаете. И ты знаешь, и он... И этого ничто уже не изменит...

Он ощутил, как Александр медленно, глубоко вздохнул.

- Да, не изменит. Ты прав, ты всегда всё понимаешь. Он дал мне жизнь, во всяком случае так он говорит... Так оно или нет - но долг ему я вернул.

- Конечно, теперь вы квиты.

Александр остановившимся взглядом смотрел вверх, в черноту под стропилами.

- Никто на может поквитаться с богами; можно только стараться узнать, что они дали тебе... Но славно, когда нет долгов перед людьми.