Божественное пламя

Сейчас была зима. В кабинете, как всегда, дули холодные сквозняки; но царский сын, похоже, замечал эту стужу ещё меньше чем сам царь.

- Так теперь Лига собирается в Фермопилах, чтобы вынести решение по делу амфиссийцев, что ли? Ясно, что отец поехать туда не сможет. Я уверен, он хотел бы, чтобы за него поехал ты. Поедешь?

- Разумеется! - Антипатр вздохнул с облегчением; как ни хочется мальчишке взять всё на себя, но сверх меры не зарывается. - Я там постараюсь повлиять на кого смогу; и, если получится, добьюсь, чтобы решение отложили до приезда царя.

- Надеюсь, ему нашли тёплый дом. Фракия зимой - не такое это место, чтобы раны лечить. Но нам скоро придётся ехать к нему с этими южными делами... Как думаешь, что будет?

- Скорее всего ничего не будет. Даже если Лига обвинит амфиссийцев, афинянам вмешаться Демосфен не даст, а без них никто ничего делать не станет. Это дело против амфиссийцев - личная заслуга Эсхина, а Демосфен его ненавидит люто. Он же после того посольства Эсхина в измене обвинил, ты наверно знаешь.

- Ещё бы! Ведь часть обвинения в том состояла, что он был дружен со мной.

- Ох уж эти демагоги! Ведь тебе всего десять лет тогда было... Но с тем обвинением ничего не вышло, а теперь Эсхин вернулся из Дельф героем - так Демосфен, наверно, волосы на себе рвёт. А кроме того - это ещё важнее амфиссийцев поддерживают Фивы, а с ними ссориться он не захочет.

- Но ведь афиняне и фиванцы ненавидят друг друга.

- Да. Но ему нужно, чтобы нас они ненавидели ещё больше. Ему сейчас нужен союз с Фивами, это слепому видно. Причём с самими фиванцами у него может получиться: Великий Царь деньгами снабдил, покупать поддержку против нас. А вот афиняне могут заартачиться; уж слишком давняя у них вражда.

Александр сидел задумавшись. Потом сказал:

- Всего четыре поколения прошло, с тех пор как они отразили персов. И мы тогда были вместе с персами, как и фиванцы. А если бы Великий Царь сейчас переправился из Азии - мы бы дрались с ним во Фракии, а они бы грызлись между собой.

- Люди меняются и не за такой срок. Мы поднялись за одно поколение, благодаря отцу твоему.

- А ему всего сорок три... Ладно, пойду-ка я потренируюсь, на случай если он мне оставит что-нибудь поделать.

Он пошёл переодеваться, но по дороге встретил мать; а та спросила какие новости. Он проводил её в её покои, но рассказал только то, что считал нужным. У неё было тепло и ярко: свет от огня в очаге плясал на росписи пламени Трои... Глаза невольно потянулись к очагу, к тому свободному камню в полу, который он обнаружил в детстве. Она тут же обиделась, что он рассеян и невнимателен к ней, обвинила в соглашательстве с Антипатром, который ни перед чем не остановится, лишь бы ей навредить... Всё было как обычно; и он отделался обычными ответами.

Уходя, он встретил на лестнице Клеопатру. Теперь, в четырнадцать, она стала похожа на Филиппа как никогда раньше. То же квадратное лицо, те же жёсткие курчавые волосы... Только глаза не его: глаза собаки, которую никто не любит. Его полужёны нарожали ему дочерей покрасивее этой; а она была невзрачненькая, даже в том возрасте, который отец любил всего больше; а кроме того постоянно носила маску враждебности, из-за матери.

- Пойдём, - позвал Александр. - Мне надо поговорить с тобой.

В детской они соперничали, враждовали, но теперь он был выше этого. А она всё время, постоянно, мечтала, чтобы он обратил внимание на неё, - но и боялась, чувствуя себя гораздо ниже. Чтобы ему захотелось с ней говорить о чём-то - это было просто невероятно...

- Пошли в сад.

Снаружи было совсем холодно. Она задрожала, скрестила руки на груди, он отдал ей свой плащ. Они стояли у бокового входа в покои царицы, возле самой стены, среди облетевших роз. В ложбинках между кустами лежал нерастаявший снег... Он говорил только что совсем спокойно, и она понимала, что разговор будет не о ней, - но всё равно ей было страшно.

- Слушай, - сказал он, - ты знаешь, что произошло с отцом под Византием?

Она кивнула.

- Его собаки выдали. Собаки и луна. - В печальных глазах Клеопатры был испуг, но вины не было. - Ты меня понимаешь, верно? Я имею в виду, ты знаешь колдовство. Ты видела... чтобы она что-нибудь делала тогда?

Сестра молча покачала головой. Если сейчас сказать - это когда-нибудь после обязательно вылезет... Ведь мать с братом очень друг друга любят, но ссорятся страшно - и тогда говорят всё подряд, не задумываясь... Его глаза пронизывали её, словно северный ветер, - но всё, что она знала, было спрятано страхом. Вдруг он поменялся, ласково взял её за руки сквозь складки плаща.

- Я никому не скажу, что ты мне сказала. Клянусь Гераклом! Ты ж знаешь, такую клятву я никогда не нарушу. - Он оглянулся на святилище в саду. Скажи. Ты должна, понимаешь?... Я должен это знать.

Она забрала руки, заговорила:

- Было то же самое, что и в другие разы, когда из этого ничего не получалось. А если что-нибудь ещё - я не видела, честное слово. Правда, Александр, это всё что я знаю.