Божественное пламя

- До чего ж боги несправедливы к женщинам!

- Да, я тоже так думал. Но боги справедливы; так что тут, должно быть, люди виноваты... - Глаза их встретились вопрошающе, но думали они о разном. - Филипп хочет быть уверен в Эпире, когда в Азию пойдет. А что мать об этом думает?

Она схватила его за складку хитона, как хватают молящие.

- Александр, как раз об этом я тебя и хотела попросить. Ты ей скажешь? За меня.

- Сказать ей?... Но она, наверняка, раньше тебя всё знает!

- Нет. Отец сказал, нет. Он мне велел сказать.

- В чем дело? - Он схватил ее за руку. - Ты что-то прячешь от меня?

- Нет-нет! Только вот... по-моему, он знает, что она разозлится.

- В этом можешь не сомневаться - это ж оскорбление какое!... Но для чего ему так стараться унизить ее, если дело само по себе... А-а!... Как же я сразу не догадался?

Лицо его изменилось. Отпустив ее руку, он начал расхаживать взад-вперед по плитам; ноги его кошачьим инстинктом избегали сколотых кромок. Клеопатра с самого начала была уверена, что он сможет разгадать тайную угрозу, что он сделает это даже лучше матери... Но теперь не в силах была вынести ожидание. Вот он снова повернулся к ней... Кожа серая, глаза страшные!... Он вспомнил о ее присутствии и сказал коротко:

- Я иду к ней.

Повернулся уходить...

- Александр! - Он задержался нетерпеливо. - Что всё это значит? Объясни мне, что это значит!

- А сама не видишь? Филипп сделал Александроса царем в Молоссии и гегемоном в Эпире. Неужели этого мало? Александрос его шурин - неужели этого мало? Почему? Зачем делать его еще и зятем вдобавок? Не понимаешь?... Он не вдобавок зятем становится, а вместо... Он теперь зять, а не просто шурин!

- Что-о?... - медленно спросила она. Потом добавила: - Только не это, боже упаси!

- Ну а что же еще!? Что он мог задумать такого, что сделает Александроса врагом - если только не задобрить его новой женитьбой?... Что еще, кроме как закинуть его сестру обратно в Эпир?... И сделать царицей Эвридику!

Она вдруг завыла и стала рвать на себе волосы. Потом порвала платье и начала бить по обнаженным грудям... Он схватил ее за руки, оправил платье, и снова обнял ее.

- Успокойся! Не кричи на весь мир о своих бедах, нам надо подумать.

Она подняла на него глаза, расширившиеся от страха.

- А что она сделает?... Она же меня убье-ёт!

Эти слова его не поразили - они оба были дети Олимпии, - но он снова обнял сестру и погладил; как наверно гладил бы пораненную собаку, если надо ее успокоить.

- Ну уж нет, не будь дурочкой. Ты ж знаешь, своим она вредить не станет. Если она кого и убьет... - Он умолк, сумев превратить непроизвольное резкое движение в неуклюжую ласку. - Ты не бойся. Принеси жертвы богам. Они что-нибудь сделают.

- Я ду-умала, - сказала она сквозь слезы, - если он не-неплохой челове-век... мне можно... Мелиссу взять с собой... я бы хоть у-уехала отсю-уда... Но чтобы и она-а была та-ам, да еще после э-этого!... Лу-учше вправду умереть!... Умереть лучше-е-е!...

Растрепанные волосы попали ему в рот, он ощущал их влажную соленость. Потом, глянув мимо нее, он заметил красный проблеск за лавровым кустом. Высвободил руку, подозвать... Мелисса подходила с явной неохотой. Ладно, подумал он, - всё равно она могла подслушать только то, что ей так или иначе расскажут, не сегодня так завтра.

- Слушай, я иду к матери, - сказал он Клеопатре. - Прямо сейчас.

Он передал сестру в протянутые черные руки с розовыми ладонями; и пошел навстречу испытанию, от которого некуда было деться. Через несколько шагов оглянулся. Девушка-рабыня сидела на кромке каменного бассейна, склонившись над принцессой, уткнувшейся ей в колени.

Весть о помолвке разнеслась быстро. Гефестион решил, что Александру тут есть о чём подумать, - и угадал. К ужину он не появился; сказали, что у царицы. Гефестион зашел к нему в комнату, подождать, и уснул на кровати. Разбудил его щелчок щеколды.

Вошел Александр. Глаза ввалились, но горели лихорадочным возбуждением. Он подошел, коснулся Гефестиона, как трогают талисман на счастье, хотя думают совершенно о другом. Гефестион смотрел на него молча.

- Она мне рассказала, - сообщил Александр.

Гефестион не спросил, о чём. Он и так знал.

- Она мне сказала, наконец. - Он сосредоточенно смотрел на Гефестиона и сквозь него. - Сотворила заклинание - и божьего позволения спросила, рассказать мне. До сих пор он всегда запрещал. Знак какой-то был. Но я этого не знал никогда.

Гефестион сидел на краю кровати, не шелохнувшись, не произнося ни звука. Ведь нельзя разговаривать с людьми, выходящими из царства духов; иначе они могут вернуться туда насовсем!... Это все знают...

Краешком сознания Александр замечал, как неподвижен его друг, как напряжено лицо его, как сосредоточен взгляд серых глаз, блестящих в свете лампы... Он глубоко вздохнул и потер рукой лоб. Сказал:

- Я там рядом был, при заклинании. Бог долго ничего не говорил; ни да, ни нет. А потом заговорил через огонь и...

Вдруг он, казалось, осознал, что Гефестион - существо, отдельное от него. Сел рядом, положил руку ему на колено...