Божественное пламя

Антипатр и в самом деле оказался крайне полезным. Он предпочитал не высказывать пожелания, а действовать. Он знал, что его сын рассорился с Александром, и, не поверив придуманному Кассандром объяснению, убрал его подальше с глаз наследника, которому — если Антипатр хоть что-нибудь в этом смыслил — было достаточно небольшого толчка в ответственный момент, чтобы превратиться в невероятно опасного мужчину. Ему нужно было служить, и служить хорошо, или же расправиться с ним. В дни юности Антипатра, до того как царь Филипп железной рукой навел в стране порядок, человек в любой день мог обнаружить, что осажден в своем собственном доме мстительным соседним вождем, ордой иллирийских разбойников или шайкой бандитов. Выбор Антипатра был сделан уже много лет назад.

Чтобы облегчить жизнь юному правителю, Филипп пожертвовал собственным главным письмоводителем, незаменимым человеком. Александр вежливо поблагодарил того за подготовленные выписки и попросил корреспонденцию в полном объеме; он хочет, объяснил наследник, составить представление о писавших. Встречаясь с чем-то ему не знакомым, он задавал вопросы и, когда положение дел прояснялось в его уме, советовался с Антипатром.

У них не возникало разногласий до того дня, когда одного из солдат обвинили в изнасиловании, хотя парень клялся, что женщина уступила сама. Антипатр, убежденный многочисленными доводами, склонялся в его пользу, но, поскольку случившееся было чревато кровной местью, счел себя обязанным поговорить с правителем. С некоторым смущением он изложил эту грязную историю ясноглазому юноше, сидевшему в студии Архелая. Александр немедленно ответил, что Сотий, как это известно всей фаланге, в трезвом виде беспременно выйдет сухим из воды, но пьяным не отличит свиньи от собственной сестры и с обеими поступит одинаково.

Через несколько дней после того, как царь отправился на восток, весь гарнизон Пеллы был выведен на учения. У Александра появились новые мысли о пользе легкой конницы в бою с пешими рядами. Кроме того, сказал он, солдатам нельзя позволять накапливать жирок.

Огорченные или, напротив, испытывавшие облегчение от того, что не участвуют в походе, солдаты так или иначе слегка расслабились. Прежде чем опрятный, тщательно одетый юноша доехал на своей лоснящейся черной лошади до середины шеренги, в рядах занервничали и начали старательно выравниваться, стараясь скрыть упущения — попытки, не возымевшие большого успеха. Несколько человек с позором были отосланы в казармы. Остальным предстояло тяжелое утро. Впоследствии ветераны, сперва позволявшие себе ворчать вслух, язвительно высмеивали жалобы утомленных новичков: мальчишка заставил их попотеть, но зато он знает, почем фунт лиха.

— Они теперь в хорошей форме, — сказал Александр Гефестиону. — А главное, знают, кто здесь командует.

Впрочем, первыми почувствовали это не солдаты.

— Дорогой, — сказала Олимпиада, — сделай мне пустяковое одолжение, прежде чем твой отец вернется, — ты же знаешь, как он перечит мне во всем. Дейний оказал мне столько услуг, помогал моим друзьям, предупреждал о происках врагов. Твой отец не дает его сыну повышения просто из злобы. Дейний хотел бы, чтобы он получил отряд под начало. Он очень полезный человек.

Александр, мысли которого наполовину были заняты учениями в горах, спросил:

— Да? Где он служит?

— Служит? Я имею в виду Дейния.

— А… Как имя его сына, кто начальник его отряда?

Олимпиада укоризненно посмотрела на него, но заглянула в записи.

— А, Геракс. Он хочет, чтобы Гераксу дали отряд?

— Это не много для такого достойного человека, как Дейний, он это знает.

— Он знает, что сейчас самое время заявить свои права. Думаю, это Геракс просил его.

— Почему нет, если твой отец преследует его из-за меня?

— Нет, мама. Из-за меня.

Она резко обернулась. Ее глаза, казалось, пристально изучали какого-то опасного незнакомца.

— Я видел Геракса в бою, — продолжал Александр. — И рассказал отцу, чего он стоит. Вот почему он сейчас здесь, а не во Фракии. Он упрям, он не терпит людей, которые соображают быстрее, чем он, а когда дела плохи, старается переложить вину на других. Отец перевел его в гарнизон, вместо того чтобы понизить в должности. Я сделаю это сам.

— О! С каких это пор отец то, отец сё? Я теперь для тебя ничто только потому, что он дал тебе поносить печать? Ты принимаешь его сторону против меня?

— Я принимаю сторону мужчин. Их могут убить враги, но это не повод позволять убивать их дуракам вроде Геракса. Если я дам ему отряд, мне перестанут верить.

Она вступила в битву с родившимся в нем мужчиной, ощущая одновременно любовь и ненависть. Давным-давно, при свете факелов в пещере Самофракии, когда ей было пятнадцать, она заглянула в глаза мужчине, еще не зная мужчин. Теперь она их знала.

— Ты ведешь себя нелепо. Что, по-твоему, означает эта побрякушка на твоем пальце? Ты всего лишь ученик Антипатра, Филипп оставил тебя здесь, чтобы ты смотрел на него и учился править. Что ты знаешь о мужчинах?

Она была готова к битве, слезам и купленному кровью миру. Он молчал, но внезапно улыбнулся.