Божественное вмешательство (СИ)

Пришлось бегом спускаться к дружине, успокаивать. Не хватало еще пьяных поисков "пропавшего бренна" по деревне. И все же Гвенвилл меня дождалась. Засыпая под утро, решил отсыпаться до обеда. Не вышло: Гвенвилл, вся в слезах, разбудила, чтобы попрощаться наедине. Прощание было омрачено тем обстоятельством, что время от времени она вместо стонов сосредоточенно шептала: "Мать Венера, пошли нам сына или дочь, чтобы здоровые и сильные родились", — что-то, конечно, она еще добавляла мысленно.

Поспать все же удалось. Меня никто не будил. Проснулся, вышел во двор — солнце уже садится. Поначалу разозлился, но тут же успокоился, решив: "Не на поезд опаздываем. Армия за день не разбежится".

Выехали из деревни уже в сумерках. Под утро мои орлы стали засыпать в седлах, и я решил их взбодрить, ну, и самому взбодриться. Говорю Вуделю:

— Помнишь, как мой тримарциций атаковал щиты на столбах?

— Помню бренн. Удивили вы нас вчера.

— Если перед нами противник выставит пехоту в линии, то атаковать нужно не линией, а клином, чтобы разорвать строй. Тогда всадники без брони и наши пешие смогут за нами ворваться в брешь. Понимаешь?

Вудель подергал себя за усы.

— Верно вроде, — отвечает.

— Давай сделаем привал, объясним, чтобы все поняли, что нужно делать во время атаки и потренируемся.

— Давай, бренн. — согласился Вудель.

Командую остановку.

В низинах стоит туман. Зябко. Тишину раннего утра нарушили ржание лошадей и звон железа.

Обозные раздали всадникам лепешки и по куску ветчины, разлили в кубки вино. Пока перекусывали, Вудель с умным видом рассуждал о тактике удара по пешему противнику бронированным конным клином. И довольно складно, чем меня удивил.

Я как бы между прочим предложил попробовать. Народ проявил энтузиазм. Тренировка затянулась часа на два. Не сразу все получилось: каждый рвался вперед. Когда я предложил строиться по росту, тоже ничего не получилось: у некоторых всадников кони оказались настоящими спортсменами — не желали идти сзади.

Пришлось учесть нрав животных. Бросив поводья, шли рысью, постепенно строясь в клин. С раза надцатого, получилось.

До самой Пармы перестроение в клин стало развлечением для дружинников. То Вудель, то Кнут, бывало, и я сам кричали по очереди: "В клин!" С гиканьем и свистом всадники, идущие в колоне, рассеивались, пуская лошадей в галоп, постепенно формировали атакующий строй.

В Парму не заходили. Едва заметили стены, свернули. Дальше, к оппидуму Алаша дружину повел Вудель.

Глава 8

На холмах южного берега реки По стоит городок, окруженный пятиметровым насыпным валом, усиленным деревянными кольями,. Луга вокруг городка, куда ни кинь взгляд, заняты повозками, дымящимися кострами и суетящимися людьми. Вот от этой массы, гордо именуемой — моя армия — исходит такой отвратительный запах, что даже Чудо стал пофыркивать. Я, еще не видя громады оппидума Алаша, по этому гнусному зловонию человеческих экскрементов понял, что мы уже приехали.

Вудель остановил дружину, и почти все всадники подъехали ко мне, встав в круг. "Сейчас убивать будут", — промелькнула дурацкая мысль, уж очень серьезными выглядели мои ребята.

Вудель, покопавшись в сумке, достал огромный и, судя по цвету, золотой полукруг. Чуть поменьше он носил сам, да и у многих из дружины на шеях болтались такие побрякушки, правда, по большей части из бронзы.

— Бренн Алатал, прими от нас Священный Торквес (шейная гривна — у галлов знак достоинства мужчин-вождей). Мы признаем тебя своим вождем и клянемся быть всегда рядом и в беде, и в радости.

Протягивает мне ошейник, а я от такой речи едва смех сдерживаю. Особенно "быть всегда рядом в беде и радости" тронуло. Стараюсь изо всех сил держать на лице скорбно-торжественное выражение. Принимаю дар. Надеваю на шею. "Ох, ни фига же себе! Под килограмм цацка! Неудобно, однако", — думаю, и отвечаю ожидающим воинам:

— Это большая честь для меня — ваше доверие и верность!

Всадники засвистели и тут же потянулись к флягам с вином.

Обмыли, как я понял мое посвящение, так сказать в узком кругу. Наверняка с торквесом этим Хундила подсуетился. Едем дальше.

Проезжаем мимо спящих прямо на земле воинов. А солнце ведь давно встало. Спят, поди, потому, что пьяные. Те, кто слоняется между телегами, на нас не обращают никакого внимания.

И стало мне грустно: с такой дисциплиной хорошо не повоюешь. Вспомнилась манипула второго легиона Этрурии. И что предпринять, как внедрить в это человеческое стадо дисциплину, я пока не знаю.

Протяжный вой карникса (длинный духовой инструмент у галлов) и скрип открывающихся ворот подействовали на округу, как палка шаловливого мальчугана, воткнутая в муравейник.

Из оппидума выехали около сотни всадников. На копьях знаменоносцев вились штандарты. Пока я не мог рассмотреть, что на них изображено, но был уверен, что нас заметили и теперь встречают Алаш и Сколан.

Я ожидал каких-то слов приветствия, но, наверное, так не принято: и Алаш, и Сколан лишь слегка поклонились, и мы молча направились к воротам.