— Бренн Алатал, нам бы потренироваться не мешало, — то ли попросил, то ли констатировал Хоэль.
— С оружием настоящий воин упражняется помногу часов в день. Кто вам мешает?
Смотрите на других, учитесь, а главное, думайте, — у самого мысль проскакивает: "Знали бы вы, какое счастье, что настоящих мастеров-мечников я пока ни в Этрурии, ни тут, в Галлии не видел". — Открою вам секрет.
Смотрят на меня широко раскрыв глаза. Который раз ловлю себя на мысли, что иногда галлы по-детски наивны.
— Искусство мечника рождается от понимания важности правильного движения ногами в бою. Наклонился, не удержав равновесия, и ты мертв. Нужно всегда двигаться так, чтобы как можно быстрее атаковать или защищаться. Поставьте на голову глиняное блюдо и тренируйтесь. Колите, рубите, режьте, делайте все, что угодно, только держите на голове блюдо.
Советую, а сам вспоминаю, как первый раз поставил себе на голову большую тарелку и, конечно, разбил. Потом спер в столовке пластиковый поднос. Вот с ним и тренировался.
— Бренн Алатал, ты так молод, а столько умеешь и знаешь. Кто тебя учил? — спросил Хоэль.
Я серьезно задумываюсь, прежде чем дать ответ.
— Были у меня и учителя. Только лучшие учителя для человека — здравомыслие и наблюдательность. Учиться чему-нибудь новому можно каждый день у других людей, у природы. Для начала, прежде чем сделать что-нибудь, думайте, зачем. Понимаете?
Оба утвердительно кивают в ответ. Занятные ребята.
— Все. Пора. Мне не терпится поскорее увидеть Гвенвилл.
Они понимают. Уэн прячет в мешок еду и воду, Хоэль проверяет лошадей, но только не моего Чудо. Иду сам, скармливаю ему лепешку, прыгаю в седло. Уже не первый раз приходят мысли о стременах: "Надо бы с кузнецом каким-нибудь потолковать".
Приехали в деревню, когда солнце только приготовилось нырнуть за горизонт. Хоэль попросился навестить мать, да и Уэн был не прочь повидать родню.
Отпускаю компаньонов в увольнение. Сам еду к дому Гвенвилл. Готовлюсь, произнося в мыслях всякие фразы, представляю, как может сложиться разговор. От этого только кошки на душе скрести начали. Решаю: "Будь, что будет". Оставляю Чудо у плетня, вхожу в дом.
Поднимаюсь наверх. Гвенвилл сидит у окна, спиной к двери. Подхожу и обнимаю за плечи, целую макушку, с наслаждением вдыхая знакомый запах. Чувствую, как ток из моих рук ушел в Гвенвилл. Она как-то обмякла вся, уронила голову на грудь и зарыдала.
— Не плач, любимая, — шепчу. Поднимаю ее и поворачиваю лицом к себе. Пытаюсь поцеловать.
— Зачем ты приехал? — плакать перестала, только слезы в глазах стоят.
— Я не могу без тебя. Я не убивал твоего брата!
Снова слезы.
— Мог бы и убить. Мужчины убивают друг друга часто. Даже когда празднуют победу над врагом. У тебя же-е-на-а е-е-есть!
— Послушай! Если бы тебя Хундила насильно в жены отдал, ты бы меня разлюбила?
— Он не стал бы, если я не хочу!
Рыдает, но, слава Богам, хоть не гонит. А у меня сердце болит от ее слез. Целую глаза и щеки, нос, губы. Шепчу:
— Я тебя люблю. Только тебя одну!
Успокаивается.
— Правда?
— Люблю и готов повторить это сколько угодно раз. Рассказать всему миру о том, как сильно люблю тебя.
— Скажи еще.
— Люблю тебя, мое сокровище, — целую в губы.
Чувствую горячие ладошки на щеках. Уже она целует меня и не отпускает. Над головой слышу смех. "Боги смеются. Да за такое счастье — и Вам того же!"
Глава 7
— Я говорил тебе, что люди могут судьбу свою решать без нас, богов.
— Ты мне назло помог юнцу победу одержать над воинами в битвах умудренными.
— Нет, милая Афро. Мой мальчик сам победу одержал. И силою немалой наделил того, кто лишь способен брать.
Опять ушла вредить. Безумное творение из семени, что пеной называют только бы польстить.
Солнечный лучик, пробившийся сквозь завешенный оконный проем в комнату, добрался до моих глаз. "Проснулся с первыми лучами солнца", — это почти обо мне. Тормошу спящую Гвенвилл.
— Что, уже утро? — бурчит, не раскрывая глаз, улыбается и добавляет: — Любимый.
— Давно уже. Пора вставать. У меня важное дело есть!
— Какие могут быть дела в нашей глуши? — медленно, почти по слогам произносит Гвеннвилл и садиться, опираясь спиной о бревенчатую стену.
— Скоро начнется война. И чувствую я — надолго.
— Мужчины воюют всю жизнь. Такова их природа. А я буду воспитывать твоих детей, — мечтательно проворковала Гвенвилл.
Услышав о детях, я как-то забеспокоился.
— Что, уже? Ты ждешь ребенка?
— Нет, милый. Пока нет. Но если ты собрался так долго воевать, тогда стоит подумать над тем, чем бы занять твою Гвенвилл, — смеется.
"Может, и правда стоит над этим подумать?"
— А это мысль! — отвечаю. Намеренно не замечаю особенного взгляда Гвенвилл, продолжаю. — Так вот. На войне хорошо тому, кто побеждает.
— Конечно. Проигрывая войну, можно и жизнь потерять, — снова перебивает меня она, обнимает. Наверное, решила срочно приступить к осуществлению своего плана. Я не против. Целуемся. Легонечко отстранив меня ладошкой, Гвенвилл спрашивает:
— Так что там за важное дело?
Слава Богам! Теперь хорошо бы еще и суметь объяснить.
— Понимаешь, на войне побеждают не числом, а умением.
— Да-а-а?