Божественное вмешательство (СИ)

В общем, сел я на Чудо и ускакал в лес. Хотел один побыть, но Хоэль с Уэном увязались следом.

Реликтовые дубы с густой кроной практически не пропускают солнечный свет. От отсутствия света и подлесок не растет. Кое-где, на освещенных пучками солнечных лучей прогалинах, стелется по земле чахлый терновник и кусты шиповника. Безо всяких дорог по этому лесу ехать комфортно.

Вижу стадо лосей, глазам не верю: лось-великан и лосиха с теленком спокойно объедают мох с дерева, не обращая на нас никакого внимания.

Хоэль не выдержал, вогнал стрелу сохатому под лопатку. Он, сделав три огромных прыжка, упал. Лосиха с теленком припустили прочь.

Хотел отругать Хоэля: "Зачем без надобности такого красавца завалил?" — передумал. Теперь можно не торопиться с возвращением. Обед уже есть, а ситуацию у Мельпума лучше обдумывать тут, в тишине леса, чем в шумном лагере.

Компаньоны развели костер и, оставив меня поддерживать огонь, начали обдирать трофей.

Подбрасываю в костер ветки, голова пустая. Хорошо, тихо вокруг, даже птицы не поют. Сидел бы так и наслаждался покоем. Пытаюсь направить мысли в русло проблем, свалившихся на мою голову, задаю себе вопрос: "Если взять Мельпум силой, что будет?".

Слышу ответ: " Сеноны уйдут в Иллирию, мстить, а ты останешься сидеть бренном в Мельпуме, пока не найдется кто-нибудь из инсубров, решивший, что неправильный ты бренн: в походы не ходишь, в торговых делах ничего не понимаешь. Или бойи надумают, что пользы от тебя никакой, а может, напуганные вдруг тем, что инсубры имеют такого удачливого бренна, вознамерятся исправить это обстоятельство".

Вскакиваю, оборачиваюсь — никого рядом нет. Решаю проверить незримого собеседника, спрашиваю:

— И что мне теперь делать?

В ответ тишина. "Если в ближайшее время не предпринять чего-нибудь, действительно, воины мои заскучают, а в Мельпуме вообще надумают невесть что..." — едва подумал, как услышал над головой смешок.

— Ну, так и предприми. Сам к воротам сходи, постучись.

Смотрю вверх. Понятное дело, никого не замечаю. Зато напротив вижу огромного мужика, одетого в тогу со шкурой льва на плечах. Огромная голова зверя вместо шлема на бородаче. Голубые глаза смеются, лицо в глубоких морщинах. В мускулистых руках дубина из обожженного дерева. Он стоит, опираясь на этот дрын и, кажется, весьма доволен, видя, как я потрясен.

— В былые времена Герои обходились без армий, — как ни в чем не бывало, продолжает. — Когда ты, глазом не моргнув, положил на дорогу встречных галлов, о чем ты тогда думал?

— Я тогда вообще ни о чем не думал. Испугался только, — бормочу в ответ.

Гигант снова смеется.

— Страх бывает разным. Он может убить тебя, а может и помочь, как тогда, например. Главное для героя — действовать, во что бы то ни стало, чтобы он в тот момент ни чувствовал, ни переживал — герой должен действовать.

Хотел я тут же ответить незнакомцу, но нахлынувшие вдруг воспоминания растворили и демиурга (Огма — в кельтской мифологии солнцеликий бог красноречия, сын бога знаний Дагда) передо мной и лес вокруг.

Слышу другой голос. Детский, знакомый.

— Ал, пойдем с нами на бахчу, — зовет Андрейка, парень на год старше, первым познакомившийся со мной, когда мы с отцом только приехали в деревню Марьино, что в Приазовье. Там отец намеревался отыскать родовые корни, ну а я — двенадцатилетний пацан, на время остался предоставлен самому себе.

— Зачем? — спрашиваю, потому что действительно не понимаю, что интересного может быть на бахче.

— Ты, что, с дуба упал? Арбузы тырить! — доходчиво поясняет Андрейка, подпрыгивая на месте от нетерпения отправиться немедленно.

Воровство в нашей семье не только не поощрялось, но и осуждалось на кухонных посиделках. "Вся страна ворует!" — гневался отец, мать поддакивала: "Когда же это прекратиться?", — Родители, гордые честью состоять советскими инженерами, регулярно клеймили торговых работников, общепитовцев и пролетариев, по мнению отца, тянувших с завода все, что в доме может пригодиться.

— Ну, не знаю. Воровать плохо, лучше купить, — отвечаю.

— Ты что! Знаешь, сколько их там сгниет? От нас большого убытка колхозу не будет. Мы каждый год на бахчу ходим, арбузами объедаемся.

Аргументы, конечно, еще те, но крыть было нечем. Пошел я с Андрейкой.

Перед полем наша команда, а собрались вместе на дело двенадцать человек от семи до четырнадцати лет, задержалась у глубокого оврага. Все искали подходящее место, чтобы перейти.

Так вот, когда сторожевые псы, оглашая округу лаем, погнали нас с бахчи, я с двумя арбузами подмышками со страху перепрыгнул этот овраг!

Столь яркое воспоминание о погоне и бегстве так захватили мое воображение, будто снова я оказался на бахче и бегу от разъяренных псов.

— Бренн, бренн Алатал.

Уэн тормошит плечо. Наверное, незаметно для себя я уснул. Он протягивает жирный кусок лопатки, запеченный в глине. Обмазка обгорела и теперь функционально вполне способна заменить миску. Сочащийся кусок мяса на ней обострил чувство голода.

— Спасибо, — отвечаю, переключаясь внутренне на трапезу.