Божественное вмешательство

— Я почту за честь пригласить тебя — царь Эпира и тебя — царь галлов в свой дом, что бы отпраздновать примирение и обсудить ваши дела, — мальчик повторил это на двух языках, и напряжение тут же улетучилось. Мы с Пирром одновременно закивали, соглашаясь.

Вместе едем к распахнутым воротам Беневента, я с тревогой оглядываюсь на лагерь тусков.

Глава 37

Человек предполагает, а Бог располагает, так говорят и говорят верно. Еще не прозвучали застольные здравницы, да и гости еще не расселись за столами, как к Пирру подбежал посыльный и что-то прошептал на ухо. Полученная весть обрадовала царя Эпира. Он тут же обратился ко мне и Понтий, не скрывая удивления, перевел:

— Теперь я верю бренн, что твое стремление к миру не уловка. Но как же теперь я обрету супругу? — Не то, что бы я вопрос не понял, скорее я не понял логики Пирра. Ибо связи между моим стремлением к миру и вопросом грека я сразу не уловил. Напротив, его женитьба и есть залог мира. Так я, по крайней мере, считал.

— Великий царь, эта война никому не принесла бы ни славы, ни богатства, а твоя женитьба и есть залог мира, — отвечаю и снова не понимаю, почему лицо Пирра вытягивается в удивлении.

— Мне сообщили, что твоя кавалерия атаковала тусков, едва те вышли из своей крепости. — Эта новость для меня стала сродни удару молнией: вначале онемели ноги, потом за секунду пришло понимание, что с этого момента мои отношения с Этрурией безнадежно испорчены. Бритомарий не задумываясь или напротив, хорошо все взвесив, что по большому счету не важно, выполнил мой приказ. Больше всего на свете я хочу сейчас знать, поддержали ли атаку сенонов мои дружинники или нет.

— Я думаю, что именно мое стремление к миру по воле богов, таким образом, и проявилось. Полагаю, что ты и сам знаешь — туски никогда не стремились к миру с тобой. — Пирр склонил голову, соглашаясь и жестом руки пригласил к пиршественному столу. Сгорая от любопытства и наполненный тревогой, я все же принимаю приглашение. Довольный всем Пирр больше вопроса о женитьбе не поднимает.

Испытываю невероятное облегчение, услышав Вуделя.

— Бренн, я все сделал, как ты приказывал. Щитоносцы беспрепятственно покинули лагерь тусков и построились в две линии в низине. Греки всполошились, но, увидев наши спины, успокоились, хоть и не положили оружия, но остались у стен города. Я повел наших всадников на дальний холм, и едва мы взобрались туда, как увидели, что туски колонной выходят из лагеря. Они уходили на север. Только я подумал, что пришло время присоединиться к тебе, как услышал шум битвы. Мы поскакали на шум и встретили раздосадованного Бритомария. Он обрушился на колонну тусков, но те, оказалось, ожидали его атаки. Навстречу его всадникам полетели пилы и манипула за манипулой вступали в бой, прикрываясь щитами. Растратив легкое оружие, туски пустили в ход пилумы. Они не жалели лошадей, протыкая им животы.

Я не знаю, сколько бойцов потерял Мариус, но Бритомарий в бешенстве. Туски здорово потрепали сенонов, и ему пришлось уносить ноги. — Пока Вудель шептал мне на ухо о том, что на самом деле произошло, я позабыл о необходимости скрывать эмоции. Улыбаюсь, веря, что ничего непоправимого не случилось.

— Ты все верно сделал. Зови к столу Бритомария. Я не стану его корить и найду способ утешить его. Еще найди декуриона Сервия и пригласи его присоединиться к нам. — Наверное, Вуделю самому не терпелось поскорее сесть за стол, ломившийся от еды и вина. Стараясь выглядеть величественно, Вудель степенно отправился к выходу, но по мере приближения к распахнутым настежь дубовым дверям, ноги его двигались все быстрее и быстрее. Впрочем, внимания на него уже никто не обращал. Пирр поднял кубок и заговорил.

Понтий не успел перевести его речь. Взгляды присутствующих обратились на меня, и когда Пирр закончил, поднялся невероятный шум: «Сэ эфхаристо!», — кричали люди, поднимая кубки. То же самое произнес и Пирр, приветствуя меня. Наконец, Понтий снизошел объяснить, что все они благодарят меня. Я поднялся, слегка поклонился и с удовольствием осушил свою чашу.

Вскоре к нам присоединились Вудель, Бритомарий, Сервий и еще два десятка воинов достойных такого общества, которых в свою очередь они пригласили по своей инициативе. Нахмуренный Бритомарий не долго оставался таким. После парочки выпитых кубков он веселился, как и все. А я подсев поближе к Понтию, решил не упускать время и учить язык Пирра.

И надо заметить, что язык греков мне не показался сложным: Господин — кирие, пить — пино, хлеб — псоми, еда — фагито, резать — ково, соль — алати. Понтий называл греческие названия всего, что обращало на себя мое внимание.

Пирр в очередной раз поднялся и крикнул: «Сига!». Понтий шепнул мне: «Тихо! Царь требует тишины». «Ксипнистэ мэ!» — Потребовал царь Эпира и сел, ожидая чего-то от присутствующих (Пирр сказал: «Разбудите меня!»). Я ожидал от Понтия перевода, но требование Пирра, похоже, его самого заинтриговало. В глазах Понтия засветился интерес и я понял, что юноше сейчас не до меня.