Божественные тайны сестричек Я-Я

Застигнутая врасплох Виви уставилась на него с детским удивлением.

— Что? — спросила она. — Что именно вы не можете никому больше сказать?

— Следуйте за мной, — драматическим шепотом попросил Уэйд, беря ее за руку. — Это строго между нами. И попробуйте креветочный коктейль. Просто божественно!

Сидда с изумлением наблюдала, как мать покорно идет за Уэйдом, явно счастливая быть рядом с ним и явно безразличная к дочери.

Этой ночью Сидду держала на плаву дружба коллег. Едва Уэйд и Виви исчезли, исполнительница роли Линды Ломен разразилась ирландской песней, выученной, по ее словам, у педагога по актерскому мастерству, который когда-то встречался с Джеймсом Джойсом.

Потом Шон Кавано, стареющая экс-звезда телевидения, создавший образ трогательного и героического Уилли Ломена, обнял Сидду за плечи.

— О, куколка! — прошептал он. — Церковь ошибается. Отчаяние не худший из смертных грехов. Зависть — вот что страшнее всего. — И он почтительно, словно перед членом королевской семьи, склонил голову перед Сиддой. — Потрясающая премьера, мисс Уокер. Спасибо за ваши бесценные указания. Похоже, у вас прекрасная наследственная склонность к драме. Только помните: голову вверх, а локти — в стороны.

Этой ночью Сидда одна возвращалась домой в старый деревянный дом, который временно делила с Уэйдом Коненом и другими дизайнерами. Ночь выдалась до жути холодной. Уэйд, сидя за кухонным столом, говорил по телефону. Заметив Сидду, он улыбнулся, послал воздушный поцелуй и указал наверх. Поднявшись и открыв дверь спальни, она увидела спящую Виви. Та успела переодеться в ночную сорочку, снять косметику и нанести на лицо увлажняющий крем.

Сидда долго смотрела на мать. Всегда, что бы там ни случилось, она первым делом позаботится о своей внешности. «Святая Мария, Матерь Божья, молись за нас, грешников».

В кухне было тепло, из радиоприемника неслась старая мелодия Стиви Уандера.

— Спасибо, — просто сказала Сидда, коснувшись его плеча.

— Используй это, — посоветовал Уэйд.

— Точно, — кивнула Сидда, вспомнив, сколько раз повторяла актерам слова Станиславского, требовавшего использовать в жизни все, что помогает создавать искусство.

Она села за кухонный стол. Очень хотелось остаться спокойной. Бросить циничную шутку или процитировать Шекспира. Но вместо этого она разразилась слезами.

Уэйд Конен налил ей стакан бренди.

— Театр. Чудесный театр. Он как семья для всех сирот на свете.

19

Каро легла на шезлонг и унеслась мыслями к давним временам, когда мир был другим, а каждый вздох давался ей легче.

Вся затея с тем балом с самого начала была очень странной. Не в характере Эбботов устраивать столь экстравагантные празднества в честь именин.

Она никогда не любила ни Тейлора Эббота, ни Багги. Не питала к той ненависти, как Тинси, просто не любила. И не доверяла. Багги вела себя, как горничная. Бесконечные домашние обязанности, копание в саду, посещения церкви. Вот и все. Ни завтраков с подругами, ни походов в кино. Всегда твердила, что у нее слишком много дел.

И Тейлор Эббот. Стоило этому человеку прийти с работы, как весь дом переставал жить и дышать. Если Виви с подругами, смеясь, входили в гостиную, он даже не трудился поднять на них глаза. Просто бурчал:

— Вивиан, притихни.

И Виви замолкала. Приходилось едва не на цыпочках красться по комнате и подниматься наверх, не издавая ни звука, пока девочки не оказывались в спальне Виви, за закрытой дверью. Тейлор Эббот желал сделать свой дом чем-то вроде библиотеки или музея, где он спокойно располагался почитать газету.

Девочки могли поднимать страшный шум, делать все, что хотели, пока его не было дома. Багги, словно ничего не слыша, продолжала работать. Эта женщина терпела бесчисленные набеги детей с того времени, как я-я было по четыре года, до их замужества. Став постарше, они скатывали ковры в гостиной, отодвигали мебель и часами упражнялись в модных танцах. Багги всегда готовила много, так что хватало на всех.

Но делала это, словно выполняла работу. Нет, не скаредничала, не журила девочек, но ставила перед ними тарелки, открывала кухню так, словно служила в этом доме. Словно была здесь горничной, наемной служащей, а не хозяйкой дома, как тогда назывались женщины.

Ночь именинного бала Виви выдалась холодной и ясной. Достаточно холодной, чтобы Виви смогла накинуть соболий палантин, одолженный Женевьевой. Днем раньше прибыл в отпуск Джек, красивый и высокий, в своем летном мундире. Просто чудо, что он сумел вырваться до Рождества, чтобы отпраздновать день рождения Виви.