Божественный лик Византии

Загадка этого феномена могла бы быть быстро разрешима, если предположить, что наделение императорским достоинством двух и более лиц являлось способом легитимации власти, обеспечивающим передачу царского венца от отца к сыну. Действительно, общеизвестно, что не только в Византии, но в Западной Европе и России, даже гораздо позднее падения Константинополя в 1453 г., государи нередко при жизни венчали на царство своих сыновей, дабы постепенно, без суеты и спешки передать им всю полноту власти и исключить любые посягательства на их высшее достоинство.

Но эта гипотеза сталкивается с тем неприятным для себя фактом, что на всем протяжении существования Римской (Византийской) империи римляне не признавали наследственную монархию в качестве обязательного государственного института. «Право крови» не было закреплено в качестве основания получения высшей политической власти ни в законах государства, ни в канонах Церкви. Правовой обычай в этом отношении также был далеко не однозначным и лишенным внешней логики.

В частности, общеизвестно, что власть в Византии действительно нередко переходила от отца к сыну. Но само по себе венчание юного наследника на царство ничего не предопределяло на грядущее время. И наоборот: многие будущие монархи, принявшие власть из отцовских рук, не были заблаговременно венчаны в качестве «дублеров» императоров. Тут же отметим, что родство с императором ничего не значило, поскольку зачастую царский венец почивал на главах совершенно посторонних для правящих императоров людей, и нередко передача власти происходила помимо их воли решением Церкви, сената, армии и народа.

Немного забегая вперед, скажем также, что византийское «многоцарствие» в разные исторические периоды облекалось в различные формы, обуславливалось самыми неожиданными причинами и имело в своей основе далеко не единственное тактическое идейное основание. Но при этом как принцип сохранился на все время существования тысячелетней православной Империи. Вместе с тем наряду с фактами «многоцарствия» мы нередко наблюдаем привычные картины единоличного (в привычном смысле слова) правления Римских самодержцев.

В чем же причина смежного существования столь разнородных форм их единоличной власти, и почему они не шокировали современников, в силу каких причин допускались ими как равноценные и взаимозаменяемые? Для того чтобы понять причины этого необычного явления и полюбоваться древними формами властвования, дающими нам обширное поле для последующих размышлений, обратимся к историческим фактам, как они сложились в действительности.

I

Как известно, изначально со времени образования царской власти в Римском государстве практически все императоры правили единолично. Конечно, встречались исключения, но редко. Например, в 97 г. император Нерва (96—98) объявил своим соправителем и императором Траяна (98—117) – первый прецедент. Затем император Марк Аврелий (161—180) без видимых причин назвал своим соправителем Луция Вера (161—169), передав тому для управления Восток[1308].

Но главная вариация на тему «многоцарствия» возникла уже в годы правления императора Диоклетиана (284—305) и была вызвана вполне конкретными причинами. Дело заключалось в том, что система государственного управления Римской (Византийской) империи в то время была далеко не универсальной и представляла собой плод многовековых наслоений и разновременных политических традиций. Естественно, это таило в себе многие проблемы, с которыми в определенный период своей истории Римская империя перестала справляться.

В провинциях и самом Риме все еще существовали местные органы управления, муниципалитеты, получившие свою компетенцию в республиканские времена. Из должностных лиц, находившихся в провинциях, нужно упомянуть сенаторских легатов, управлявших ими (praeses provinciae), начальников легионов, расквартированных в провинциях, и самостоятельных начальников пограничных войск (dux limitis). Как легко понять, они замыкались на разные органы центральной власти, что создавало большие трудности.

Верховную власть помимо самого императора осуществлял сенат – оплот римской аристократии. Но если компетенция сената прошла многовековой путь формирования, то этого нельзя было сказать об императоре. Princeps, как его величали изначально, мыслился римлянами лишь в качестве добавления к старым республиканским органам власти. Но со временем компетенция императоров многократно расширилась за счет остальных органов управления. Так, за ними стали признавать постоянное верховное главнокомандование, проконсульскую власть, право контроля над всеми провинциями, личную неприкосновенность как священной особы, председательство в сенате и т.п.[1309]