Искать недостающую трубочку Катти не пришлось.
Точно такой же инструмент, только в полной сохранности, лежал на чердаке дома Таумов – когда-то на нем играл Имар, который и научил жену нескольким простым мелодиям. Сообщив об этом Дракону, кру Таум получила милостивое разрешение сходить за собственным гамадуном, а увечным театральным заняться как-нибудь на досуге.
Дневной и вечерний спектакли были даны уже с музыкальным сопровождением.
Катти, сидя за кулисами, старательно пускала в ход гамадун в указанных местах. Того немногого, что она умела из него извлечь, оказалось вполне достаточно – король Игал отправился на войну под аккомпанемент веселенького марша; его неверная королева встретилась с любовником под нежные звуки пасторальной песенки о пастушке. Открытие королем супружеской измены сопровождалось заунывной рыцарской балладой. И «умерли» все в конце под пугающие трагические аккорды, извлеченные Катти в порыве вдохновения из левых, басовых кнопок гамадуна.
То, что педаль при накачивании отчаянно скрипела, не мешало ровным счетом никому – ни публике, ни актерам. В восторге были все, даже Папаша Муниц, который, правда, чувства свои скрывал весьма умело, зато после вечернего спектакля назначил счастливо обретенной музыкантше жалованье, о коем до той поры не заикался.
– Вы молодец, Катти, – сказал Волчок, когда антрепренер с женой отправились ночевать в гостиницу, а труппа «Божественного», задержавшись в театральном амбаре, принялась выпивать по традиции за успех новенькой.
– Ты, – поправила она, чувствуя себя уже почти своей в этом веселом братстве.
Полоумными здесь были все – на взгляд байемских обывателей. И, поскольку ни на чье место Катти не претендовала, заняв свое, единственное, приняли ее радушно, по-дружески. Не скупились на комплименты, учили, как держать себя с Драконом и Коброй, рассказывали о тяготах бродячей жизни, давали советы… Приятно, что ни говори, быть равной среди равных, не белой вороной и не посмешищем.
– Ты молодец, – повторил Волчок, которого здесь почему-то называли Князем. – Скандала не боишься?
– Нет, – покачала головой Катти. – Успела подготовиться. Спасибо тебе.
– Ну-ну, – ухмыльнулся он. – Себе скажи спасибо. Я сразу понял, что в тебе черт сидит.
– За черта! – поднял свой стакан Аглюс Ворон.
– За храбрость! – подхватила Тала Фиалка.
– За музыку! – воскликнул Титур Полдень.
– За дружбу! – пропела Иза Стрела.
– За верность! – провозгласил Беригон Ветер.
И только Пиви Птичка, как всегда, промолчала.
Глава 5
Скандал, конечно же, состоялся – на следующее утро.
Хотя Катти таилась за кулисами, бдительные взоры байемцев отыскали ее и там. Трактирщику Буну о нарушении его сестрой всех приличий – «податься в актерки, ну и ну! Известно, каковы у них нравы!..» – доложили без промедления. И, примчавшись на рассвете в гостиницу «Зеленый шатер», тот начал ломиться в номер к сестре с призывами не позорить семью и вернуться домой.
Заслышав шум, на помощь Катти выскочили из своих комнат «благородный отец» Полдень и красавица Фиалка.
Остальные по разным причинам задержались. Папаша Муниц счел ниже своего достоинства снова объясняться с трактирщиком и выйти решил только в том случае, если тот потащит сестру домой силой. Жене его Кобре было лень подняться с кровати. Иза Стрела побаивалась скандалов, поэтому не вышла сама и придержала мужа, но ухо и глаз из-за двери все-таки выставила.
Пиви Птичка вообще никогда и ни во что не вмешивалась. «Злодей» Ворон в гостинице отсутствовал, неся вахту при фургонах. Капитан Хиббит же, догадываясь, что вид потерянного работника способен лишь разозлить Корхиса еще больше, ждал того же крайнего случая, что и Муниц.
До применения силы дело, однако, не дошло, и ничья помощь Катти не потребовалась.
Объяснения с братом было не избежать, она понимала это. И, как и сказала накануне Волчку, успела подготовиться.
Разбуженная стуком и воплями, Катти неторопливо встала, оделась, расчесала кудри (двое защитников тем временем тщетно уговаривали Корхиса успокоиться) и только потом бестрепетно отворила дверь.
Выглядела она при этом так, что Корхис запнулся на полуслове.
Маленькая Катти держала спину прямо, словно какая-нибудь принцесса. И столько горделивого достоинства было в ее взгляде и во всей худенькой фигурке, что трактирщику померещилось даже, будто со вчерашнего дня сестра его стала выше ростом.
Она остановилась на пороге. Опешивший Корхис оттолкнуть ее и ворваться в номер не посмел.
– Что тебе нужно? – спросила Катти тоном одновременно приветливым и прохладным. – Я ведь оставила записку, что уезжаю. Ты не нашел ее?
– Нашел! – ответил Корхис, слегка придя в себя. – Как ты могла…
Катти перебила:
– Почему же ты поднял здесь такой крик, что мне стыдно за тебя перед людьми?
Корхис изумился.
–
– Представь себе, мне. Чем я это заслужила?
– Да ты!.. – начал он.
– Я – свободный человек, – сказала Катти. – В здравом уме. И могу делать все, что захочу.
– Ну нет! – крикнул Корхис, распаляясь. – Я не позволю…