Божественный театр

Капитан тем временем повертел в руках орешек, полученный от дриады. Потом сунул его в карман, с тоскою посмотрел на бутылку.

И тут… случилось невероятное.

Сознание мастера внезапно помутилось. Поле внутреннего зрения затянула черноватая дымка. Он не то что удивиться – и подумать-то ни о чем не успел, прежде чем его накрыла абсолютная тьма. Разом отключились все органы чувств, над которыми никоим образом не могли быть властны колдовские чары обитателей материальных миров – хоть смертных, хоть бессмертных. Удивиться, конечно, было чему… но мастера уже не стало в Нибуре.

Он оказался дома, в Монтальвате.

И если далее ему начал сниться сон, то на редкость реалистичный. И дивный. В потоке изумрудного света, во всполохах серебряных молний навстречу плыла прекрасная… (тут да простит читатель автора – имени возлюбленной мастера он своим бедным земным слухом не разобрал), чей единственный взгляд ввергал его в пучину блаженства. Глаза ее лучились любовью и радостью, и он забыл обо всем на свете.

* * *

Раскель откинул попону, встал. Подошел к Князю и помог ему перевалиться со стула на песок со словами:

– Ложись, так будет удобнее.

Тот благодарно улыбнулся, свернулся калачиком и задышал ровно и спокойно.

На всякий случай Раскель еще раз заглянул к нему в мысли. Увидел только рой путаных сновиденных образов. Потом осмотрелся по сторонам и прислушался.

Древнее заклинание, как всегда, не подвело. Затихло пение лесных девушек вдалеке – читая заклинание, он думал и о них, и девы тоже должны были уснуть, там, где застали их чары. Исчезло ощущение присутствия светлых – тот неотрывный давящий взгляд, под которым Раскель жил все последние месяцы. На берегу озера слышался лишь храп, доносившийся из мужского фургона.

Делу как будто ничто не препятствовало. И Раскель, убрав ментальный щит, воззвал про себя к вещему ворону своего отца: «Ферди!.. Я готов. Говори, где Налачи Бахт?»

Колдовская птица – безотказный помощник, способный видеть скрытую суть любого магического предмета, вечная «палочка-выручалочка» арканского племени – откликнулась через несколько секунд. Прокаркала хрипло: «Ср-реди р-реквизита».

Раскель, торопливо подойдя к нужному фургону, зажег в левой руке магический фонарик. Поднялся по лесенке, открыл дверь и нырнул внутрь.

Не успела дверь за ним затвориться с тихим скрипом, как капитан Хиббит уже оказался на ногах. Оглядываться и прислушиваться не стал – смысла не было, ибо все его соперники и единственный союзник находились сейчас в фургонах.

И все, похоже, спали – включая союзника. Чего и следовало ожидать. Эх…

Кароль метнул только быстрый взгляд на кучу хвороста, заготовленного для костра. В ней как на грех не было ничего достаточно увесистого. Но рядом валялась кочерга, которой поправляли огонь. И прихватив ее – хоть какое-то оружие! – он двинулся сторожким шагом вслед за арканом.

У фургона притормозил. Врываться туда сразу не следовало. Нужно было дать время Раскелю откопать универсус среди бесчисленного хлама. Поэтому капитан приник глазом к ближайшей щели, которых в фургонных стенках хватало, и принялся следить за блуждающим во тьме световым лучом.

Магический фонарик выхватил по очереди из темноты груду длинных холщовых рулонов на полу – свернутых декораций, сундуки, полки со стоявшими на них вазами с бумажными цветами и восковыми фруктами, висящее на стенах тут и там бутафорское оружие. Еще какие-то мешки и ящики, непонятно с чем…

«Как она выглядит?» – нетерпеливо спросил Раскель.

«Желтый пояс с чер-рной бахр-ромой», – ответил Ферди.

Раскель наскоро перебрал в памяти костюмы, которые видел на актерах во время представлений. Вроде бы пояс с черной бахромой надевала Иза… в любом случае, это была часть женского наряда.

Он откинул крышку ближайшего сундука. Повезло – там оказались платья актрис. Не прошло и минуты, как нужный пояс был уже у него в руках, и Раскель, прикрыв глаза, пожелал, чтобы Налачи Бахт превратилась в золотой перстенек с рубином – какой носил не снимая Папаша Муниц, хозяин бродячего театра.

Но когда он открыл глаза, в руках у него по-прежнему был пояс. Желтый, с бахромой.

«Ферди!» – возмутился Раскель. – «Это не она!»

«Пр-рости», – каркнул вещий ворон. – «Ошибся. Кор-рона на гвозде, спр-рава от тебя».

Раскель торопливо рванул с гвоздя картонную корону. Вновь прикрыл глаза, представил себе перстень.

И вновь ничего не получилось. Корона осталась короной.

«Ферди!!»

«Что?»

«Это опять не она!»

«Пр-равда?» – озадачился ворон. – «Ну, тогда это… пер-рстень Муница!»

Раскеля прошиб холодный пот.

«Ты что, издеваешься надо мной?! Нашел время! Нет чтобы сказать сразу!»

Он отшвырнул бесполезную картонку и шагнул к выходу из фургона.

Ферди прохрипел еще что-то, но Раскель не расслышал. Потому что в этот миг дверь неожиданно распахнулась… и на пороге появился проныра Князь.

Который должен был сейчас спать беспробудным сном, а не шататься где ни попадя.

Тем более с кочергой в руках.

Верней, в одной руке. В другой у него был горящий фонарь, прихваченный с крюка над кучерским сиденьем.