– Совершенно здоровы, и больше того, – улыбнулся профессор, – любой, самый строгий консилиум психиатров, скорее всего, подтвердит этот мой диагноз. Нечасто сегодня увидишь, – продолжил он, чуть помолчав, – человека с мятущейся душой и все понимающим разумом. Да где-то внутри себя вы и сами наверняка знаете, что не больны. И то, что бежите от всех и прячетесь по больницам, – прищурился он, – вполне свидетельствует о трезвом уме и присутствии духа. Ибо только по здравом размышлении, – вдруг понизил он голос, – можно позволить себе быть безумным. Но, правда, недолго… – добавил не сразу.
За то время, что он говорил, я успел состариться и поскучнеть на тысячу лет.
Чувство полнейшей апатии, подобно смертельному яду, проникло в меня и парализовало волю и желания.
Я перестал слышать звуки, различать цвета, и образы извне уже не будоражили меня.
Меня будто могильной плитой придавило (
Мне сделалось неинтересно.
Кажется, я никогда прежде не испытывал такой скуки.
Ни страха, ни слез, ни тоски, ни хотя бы элементарного сожаления по поводу расставания с прошлым.
Воистину, мне не хотелось жить…