Божьи дела (сборник)

Так случилось, я рано узнал, что мы смертны.

В младенчестве, помню, пытался представить, какой она будет, моя самая последняя минута в этом мире.

О, меня занимало буквально: и то, когда это случится,

и при каких обстоятельствах,

и каким к тому времени буду я сам,

и насколько отважен я буду,

и вообще, что я буду чувствовать и думать в то еще мое – и только мое! – решающее мгновение…

У людей, я читал, за мгновение до смерти перед мысленным взором проносится вся жизнь.

Стыдно признаться, но я считал это выдумкой, пусть и красивой.

Несомненно, сказывалось вульгарное атеистическое воспитание, полученное в семье.

Но мой скептицизм разом улетучился, едва до меня дошло, что жена хочет меня убить (бесконечно готов повторять: мой ангел, мой верный дружочек и любящая мама трех наших сладких деток!).

Как в немом черно-белом кино, я за доли секунды увидел всю свою жизнь – от момента рождения.

Показ целой жизни казался неспешным – а длился какие-то доли секунды.

Мне так и хотелось воскликнуть: и все?..

При других обстоятельствах я бы, скорее всего, примирился с неизбежностью и попытался принять свою кончину по возможности здраво и без суеты: если подумать, смертность на земле стопроцентная!

Но тут я собой не владел и на всех парусах несся, как пишут в романах, в открытое море безумия.

На этот раз, падая, я издал вопль, полный обид и упрека:

– Манана, за что?!

– Что-что?! – я услышал в ответ. – Что случилось, Акакий?!

– За что ты меня убиваешь?! – простонал я в отчаянии (в разгоряченном мозгу у меня между тем разворачивалась – ни больше ни меньше! – историческая сцена заклания Авраамом единственного сына Ицхака на горе Мориа!).

– Акакий, очнись, – попросила жена, – разбудишь детей!

Вспыхнул свет, и опять я не обнаружил в руке жены нашего огромного кухонного ножа с восточной инкрустацией.

И лицо не казалось чужим.

И глаза не пугали.

Напротив, дарили сочувствие…

– Приснилось-приснилось, – ласково успокаивала меня жена, нежно и бережно прижимая к груди, – забудь и не вспоминай!

Мужчина обреченно усмехается.