Божья коровка 2

— Конечно, — подтвердил свидетель. — И не только я. Мой напарник, участковый и Раиса Петрик. Мы этих хулиганов доставили в опорный пункт, там участковый составил протокол. А этот, — он снова указал на Григоровича, — всем угрожал. Говорил, его отец — большой начальник и нам не поздоровится. Вот я хочу спросить, товарищи. Да что тут происходит? Хулиган сидит спокойно в зале, а судят невиновного, который от него же пострадал. Это что, закон? Я коммунист, рабочий человек, и скажу вам так. Осудите Коровку — пойду в ЦК, к Машерову Петру Мироновичу. Мы с ним в одном отряде воевали. Так просто это дело не оставлю! Безобразие!

— Успокойтесь, — поспешил Савчук. — Суд разберется. Сейчас ответьте на вопросы прокурора и защитника…

Второй свидетель тоже не порадовал. Как и предыдущий, он повторил слова товарища. Но добила обвинение Раиса Петрик. Она не только подтвердила показания дружинников, но и прошлась по Григоровичу.

— Он Нинку изнасиловать хотел, — заявила с возмущением. — На диван яе тянул. Нинка закричала: «Памагите!», я прибегла и начала яго стыдить. Дык ён мяне ударил па лицу. Больна было. А яшчэ студент…

Савчук почувствовал себя хреново. Дело не валилось — оно тонуло, как «Титаник», пуская пузыри. Когда допрос свидетелей закончился, Савчук объявил перерыв на час. Отправив заседателей пить чай, он ворвался в кабинет и стал накручивать диск телефона. Председателя суда найти не удалось — уехал на выездное заседание, как сообщила секретарь. Там недоступен. Савчук стал набирать номера областного суда.[25] Не сразу, но удалось прорваться к председателю. Тот долго разговаривать не стал.

— Да что вы там затеяли? — рявкнул, едва Савчук закончил. — Совсем с ума сошли! Сами разбирайтесь.

Председатель бросил трубку. Савчук подумал и попросил секретаря позвать к нему участвующего в деле прокурора. Туда, понятно, тоже позвонили из горкома, поэтому поддерживать обвинение в суде явился не какой-то там помощник по УСО[26], а сам Петренко. Заместитель прокурора Советского района, младший советник юстиции.[27] Он, видно, не испытывал восторга от такого поручения, поэтому на заседании суда отмалчивался. С Петренко Савчук учился вместе на юрфаке, они друг друга знали хорошо. Нет, не дружили, но отношения нормальные.

— Что, Станислав, — сказал Петренко, зайдя в кабинет судьи, — менты опять втащили нас в дерьмо? Скажи мне, на хрена им было шить дело на Коровку? Отмазали бы этого сынка — и дело в шляпе. Но нет же, замутили обвинение. Козлы! А нам с тобою говно черпать.

— Что посоветуешь? — спросил Савчук.

— Коровку осудить нельзя, — сказал Петренко. — Ты знаешь Когана. Повалит дело в областном суде, там не получится — до республики дойдет, а там — и до Верховного Суда СССР. Чем выше, тем получим больше пизд…лей. Есть выход: придираешься к проведенному следствию. Нарушен принцип всесторонности, полноты и объективности. Дело отправляешь на доследование, подсудимого освобождаешь прямо в зале. А дело после тихо прекратят — никто в такой блудняк не впишется вторично. Статью 172[28] взять на себя нет дураков, хотя один нашелся.

— Что скажет Григорович?

— Ему-то что? — пожал плечами прокурор. — Сыночек на свободе. Дело в отношении него не возбуждали и вряд ли возбудят. Да, суд не принял показания его к вниманию — так то не преступление. Он потерпевший, не свидетель. И еще. Григорович — секретарь горкома партии. Ему что, очень нужно, чтобы история с Героем стала всем известна? Да он ментов с говном смешает, когда узнает, в отношении кого они слепили дело. Вот пусть их раком ставит, а нам свои бы задницы прикрыть.

— Остается Коган, — вздохнул Савчук. — Он не согласится.

— А ты его спроси, — сказал Петренко. — Пригласи сюда.

Савчук подумал и кивнул. Позвал секретаря. Коган появился скоро. Чуть хромая, прошел к столу и опустился на свободный стул. Савчук озвучил предложение.

— Только оправдание, — сказал в ответ защитник. — Причем, по реабилитирующей статье. За отсутствием состава преступления.

— Вы многого хотите, — хмыкнул прокурор.

— Я? Хочу? — Коган улыбнулся. — Это в ваших интересах, Станислав Адамович и Николай Сергеевич. Если вы забыли, я напомню: на суд приехала корреспондент «Известий». Представляете статью в газете? В Минске осудили невиновного по сфабрикованному делу! И кого? Героя-пограничника, защищавшего Отчизну на острове Даманском и проливавшего там кровь. Реакцию вы представляете? Комиссия приедет из Москвы и станет головы рубить. Вам своих не жалко?

— Статью не напечатают, — возразил Савчук.

— Вы так считаете? — хмыкнул Коган. — Ход ваших мыслей понимаю. Из Минского горкома позвонят в «Известия» и чего-то скажут… Зря надеетесь. Я еще не все сказал. Скажите, вас не удивило, что освещать процесс прислали юную девчонку? Скажу вам больше, студентку-практикантку?

— И что? — спросил Петренко.

— А то, что так бывает лишь тогда, когда за ней стоят большие люди. В нашем случае — отец девчонки, Нил Семенович Ковалев. Он зам заведующего отделом пропаганды ЦК КПСС. Там дело на контроле.

— Это правда? — глаза у Савчука полезли ко лбу.