Божья коровка

— Ванс зэа ливд э кэптэн брэйв, — затянул парень. — Энд хи кросд зэ оушен вэйв… (Жил однажды бравый капитан, он пересекал океанские волны…)

— Что за песня? — спросил директор, когда испытуемый закончил. — Мелодия знакомая.

— Жил однажды капитан, — ответила «англичанка». — Но ее кто-то перевел на английский язык. Я такой вариант не слышала. Где вы взяли текст? — спросила у Коровки.

— Мама принесла, — ответил тот. — Где взяла, не знаю. Вместе учили.

— Понятно, — сказала «англичанка».

— Ваша оценка, Эльвира Николаевна? — спросил директор.

— Крепкая четверка, — ответила преподаватель.

— Почему не «пять»? Ведь ни разу не запнулся.

— Произношение хромает.

«А то другие ваши ученики говорят, как выпускники Оксфорда», — хотел сказать директор, но передумал. Посмотрел на завуча.

— Ваша очередь, Капитолина Теодоровна.

— Кого из русских классиков читали? — спросила та Коровку.

— Пушкина, Лермонтова, Некрасова, — стал перечислять парень. — Толстого, Гоголя, Тургенева. Многих.

— Какая книга понравилась у Тургенева?

— «Отцы и дети».

— Почему? — слегка удивилась преподаватель.

— Про трудящегося человека написана.

— Это про кого?

— Базарова, конечно, — в свою очередь удивился испытуемый. — Остальные — тунеядцы. Только знают, что болтать. «Друг мой, Аркадий, не говори красиво!» — процитировал он. — А Базаров — труженик, жаль, что умер.

— Интересная интерпретация, — хмыкнула преподаватель. — А теперь присаживайтесь поближе. Будет небольшой диктант.

Коровка подчинился. Ему дали лист бумаги и шариковую ручку. Капитолина Теодоровна зачитала ему абзац из книги, затем взяла лист с написанным текстом и пару раз черкнула в нем авторучкой с красными чернилами.

— Две ошибки, — сообщила присутствующим. — Орфографическая и пунктуационная. На тройку вытянет.

— Хорошо, — кивнул директор. — Времени у нас немного, потому очень кратко. Степан Ермолаевич?

— Третий закон Ньютона?

— Действию всегда есть равное и противоположное противодействие, — отбарабанил испытуемый после небольшой заминки.

— Отлично, — согласился «физик».

— Варвара Тимофеевна? — директор посмотрел на «химицу».

— Валентность водорода и кислорода?

— Один и два соответственно.

И вновь после заминки.

— Знает, — преподаватель развела руками.

— Что ж, — сказал директор, — на этом завершим. Видно, что Борис готовился. Предлагаю сделать так. Он напишет заявление на мое имя с просьбой разрешить сдавать экзамены за курс средней школы. Педсовет согласие такое даст. Мы составим расписание по предметам, кроме тех, которые вынесены на выпускные экзамены. Пусть ходит и сдает. Выпускные — вместе с остальными. Возражения имеются?

Преподаватели закрутили головами.

— Леокадия Петровна, подготовьте документы…

«Прокатило», — думал Николай, топая от школы. Блиц-опрос он не то, чтобы ожидал, но к нему нисколько не готовился. Выручила память. От слияния с сознанием Бориса она стала всеобъемлющей. Лосев вспомнил даже песенку, которую учил в школе на уроках английского языка. «Но серьезно тут у них, — согласился, поразмыслив над случившимся. — На халяву не проскочишь. Блат не блат, а спросят строго. Надо на учебники налечь, взять их в библиотеке». Странно, но такая постановка дела в школе вызывала уважение. В его времени дипломы вузов покупали, а не то, что аттестат… «Надо будет Алексеевну отблагодарить, — думал Николай. — Без нее так и остался бы для всех дебилом. Только как отблагодарить? На подарок денег нет, а цветком тут не отделаешься. Посущественней чего бы». Он раскинул мыслями. Может быть, ее нарисовать? В этом времени к такому не привыкли. Не сидят здесь художники на улице, чтоб за деньги набросать карандашом твой портрет. Фотография — и та большая редкость. Камер у народа мало, чтобы сохранить момент — идут в фотоателье. Нарисованного Николаем Комарова аккуратно сняли и отдали в торг, заявив, что повесят в Ленинской комнате. Решено!

К исполнению задуманного Лосев подошел творчески. Женщины любят антураж, просто так отдать директору листок с портретом выглядело бы не солидно. В выходной Николай съездил в ГУМ, где купил большую рамку с паспарту. Приобрел цветные карандаши фирмы «Кохинор» и такой же ластик. Стоили они немало, но скупиться он не стал — продавец сказала, что это лучшие из всех. Оказалось, не соврала. Грифель мягкий, не крошится при заточке, оставаясь в оболочке, а не выскакивая из нее, как у советских. Николай решил, что рисунок будет в цвете — карандашном, разумеется. Можно сделать акварель, но Борис ею не владел. Николай понял это, подержав краски в ГУМе. Никаких эмоций у него при этом не возникло, но зато к карандашам руки потянулись сами.