Божья коровка

— Директора найти нетрудно, — улыбнулся дядя Миша. — А вот рубщика хорошего… Мясо поставляют нам с костями, ну, а покупатель хочет больше мякоти. Иван Карпович разрубает так, что косточку не видно или она едва заметна. Значит, мясо быстро продадут, и оно не будет сохнуть в холодильнике. А еще он выкроит из туши полендвичку[6] и другое мясо без костей, сделав это так, что никто потом не распознает. Полендвица — это фонд директора. Заберет себе или подчиненным выделит, но нередко все уходит нужным людям — тем, которые полезны. Мясо без костей на рынке стоит пять-шесть рублей за килограмм. Ну, а здесь — всего по два. Соображаешь?

Николай кивнул. И сейчас он помогал «важному человеку». Рубщик был высок, плечист, слегка пузат и очень деловит. Войдя в подсобку, он достал из сумки и надел большой белый передник, закрывавший грудь и ноги до колен. На переднике виднелись застиранные бурые пятна. Подчиняясь указаниям Ивана Карповича, Николай с напарником отнесли на предназначенное для рубки место три свиные полутуши, уложив их на расстеленную у стены бумагу. А потом, пыхтя, подтащили к ним тяжелую, деревянную колоду, посыпанную сверху солью. Сам рубщик лишь за этим наблюдал.

— Кто мне будет помогать? — спросил, когда грузчики закончили.

— Борис, — напарник указал на Лосева. — Он у нас недавно, директор говорит: пускай поучится.

— Хорошо, — ответил рубщик. — Ну-ка, Боря, взяли!

Они вдвоем подняли полутушу и уложили на колоду. Подвинули, как нужно рубщику. Одобрительно кивнув, тот извлек из брезентовой сумки топор с широким лезвием. «Как у палача, — подумал Николай. — Только ручка небольшая». Рубщик проверил ногтем заточку топора и подмигнул помощнику:

— Сталинский закал. Сейчас таких не делают. Слушай меня, Боря. Сейчас я разрублю ее на части, — он указал на полутушу. — Ты их будешь относить и складывать вот там. А когда закончу, подавать обратно. Понятно?

— Да, — ответил Николай.

— Тогда приступим.

Хак! От туши отвалилась ножка. Хак — другая ее часть, повыше. Николай их быстренько убрал.

— Голяшка, — комментировал свою работу рубщик. — Окорок, кострец, корейка…

Приговаривая, он взмахивал топором, и двигал на колоде тушу. Разрубив кость, рубщик разрезал мышцы с кожей движением лезвия взад-вперед. Лосев только успевал относить отделенные куски. Несколько минут — и полутуши как единого целого не стало.

— А теперь обратно, — велел Иван Карпович.

Уложенные на колоду части туши он разрубал по какой-то одному ему ведомой методе. Куски получались разные. Одни — тонкие и круглые, толщиною сантиметров три-четыре, а другие — прямоугольные и продолговатые. Подчиняясь указаниям Ивана Карповича, Николай их складывал на большие эмалированные подносы. Когда те заполнились, рубщик помог ему выложить куски нужной стороною кверху.

— Видишь этот? — спросил, указав на крайний. — Кость заметна?

— Нет, — ответил Николай.

— А она тут есть, да еще немаленькая, — хмыкнул рубщик. — Мясо мало разрубить, его еще и нужно выложить нормально. Учись, пацан!

— Вы прямо как волшебник! — воскликнул Лосев. — Мне так никогда не разрубить.

— За то и ценят, — улыбнулся Иван Карпович. — Ладно, Боря. Парень ты старательный, но полендвички я тебе не отрублю. Большой заказ от Алексеевны. Любой другой кусок и даже без костей — пожалуйста.

— Не надо без костей, — ответил Николай. — Грудинку с ребрами.

— Что будешь с нею делать? — заинтересовался рубщик.

— Ребра срежу и сварю из них бульон, ну, а после — щи. Мякоть засолю, я люблю, чтоб сало с прорезью.

— Соображаешь, — улыбнулся рубщик. — Без сала сил не будет. Но лучше взять корейку…

Работу завершили до обеда. Поев, Николай с напарником перетаскали полные подносы в мясной отдел. Там, подчиняясь указаниям Клавы, поместили их в прилавке с холодильником. Дядя Миша удалился, Николай же протянул продавщице свой кусок, завернутый в бумагу.

— Взвесь мне.

— Впервые вижу, чтоб ты мясо покупал, — удивилась Клава, кладя кусок на платформу весов. — Бабой, что ли, обзавелся?

— Сирота я горемычная, — ответил Николай. — Никому не нужен. Научился сам готовить.

— Кило и триста граммов, — продавщица сняла мясо и, пощелкав костяшками счетов, написала цену карандашом на бумаге. — Выбьешь в кассе, чек покажешь заведующей или любой материально ответственной.

— Знаю.

— Ты меня когда-нибудь нарисуешь? — не отстала Клава.

— Только обнаженной, — хмыкнул Николай.

— Голой, что ли? — удивилась Клава. — Это вдруг с чего?

— Чтобы все увидели такую красоту, — Николай огладил ее грудь, а затем, воспользовавшись замешательством фемины — и тугую попу. — Ее грех прятать под одеждой.

— Ах, ты!.. — Клава замахнулась счетами. — Молоко на губах не высохло, а туда же — руки к сиськам тянет. Прыщик мелкий…

— Я тебе открою тайну, — поделился Николай, отступив на всякий случай. — У меня совсем не мелкий. Хочешь посмотреть? Загляни ко мне после работы. Где живу, ты знаешь. И посмотришь, и потрогать дам.

— Вон отсюда! — Клава топнула ногой. — Развратник малолетний!