Божья коровка

И они отправились туда. Комната к его удовольствию пустовала — ее и раньше не слишком-то посещали, но, бывало, пациенты приходили полистать газетные подшивки. В этот раз их не оказалось.

— Ты куда собираешься поступать? — спросил Борис, когда они разместились на стульях.

— Во второй медицинский в Москве, — сообщила девушка.

— Почему не в первый? — поинтересовался он проформы ради. Ему было все равно.

— Отец посоветовал, — сказала Вера. — Говорит, что второй для женщины лучше. Хочу стать педиатром.

— Я собираюсь поступать в Московский государственный художественный институт имени Сурикова, — просветил Борис. — На факультет графики.

— А я думала — в Гнесинку, — подняла брови Вера.

— Что мне там делать? — в свою очередь удивился Борис.

— Ты замечательно поешь. Голос сильный и приятный. У меня прямо дрожь по телу.

— Тоже мне нашла солиста, — улыбнулся он. — Даже нотной грамоты не знает. Не хочу учиться музыке — это не мое. А вот рисовать люблю. Потому — художественный институт подходит.

— Там же конкурс, наверное, сумасшедший, — покачала головой Вера. — Как во все творческие вузы.

— Я Герой Советского Союза, — улыбнулся Борис. — Меня примут без экзаменов, кроме творческого конкурса, разумеется. Но надеюсь, что его преодолею. Ты мои рисунки видела.

— Точно знаешь? — удивилась Вера, незаметно для себя перейдя на «ты».

— Я письмо им написал, — сообщил Борис, — и они ответили. Вот, читай, — протянул он ей конверт.

Вера взяла, и, достав письмо, пробежала его глазами.

— Будем рады видеть вас в числе студентов МГХИ, — прочла вслух последнюю строку. — Это… Получается, мы учиться будем вместе?

— В разных институтах, но в столице СССР, — уточнил Борис. — Здорово! Ведь так?

— Да, — кивнула Вера, просияв. — Остается только поступить, — сообщила, погрустнев.

— В этот раз получится, — обнадежил он. — Ты готовишься к экзаменам?

— Каждый день, — сказала Вера. — Биология и химия ночами снятся.

— Значит, вспомнишь на экзамене, — сообщил Борис. — Главное, не волноваться.

— Хорошо тебе, герою, — она вздохнула. — Ничего сдавать не надо.

Он пожал плечами.

— Эти девушки… — вдруг начала Вера, немного помолчав. — Те, что тебе письма пишут…

Она покраснела и смутилась.

— Как им запретить? — развел руками Борис. — Пишут, я читаю и кладу их в тумбочку. Выбросить письма рука не поднимается, отвечать же нет желания.

— Правда? — просияла Вера.

— А зачем вступать с ними в переписку? — подтвердил Борис. — Мне от них ничего не нужно, а давать напрасную надежду несолидно.

— Письма можно сжечь, — мстительно сказала Вера. — В печке для утилизации отходов. В госпитале есть такая.

— Я не знаю, где она.

— Если хочешь, я займусь, — предложила Вера.

— Сделай, — согласился он.

На этом разговор и завершился. Мир был восстановлен, чему Борис был только рад. Он не подозревал, к каким последствием это приведет.

[1] Костыли с локтевым упором придумал американец Томас Феттерман, который с 8 лет после перенесенного полиомиелита мог передвигаться только с их помощью. Из-за старых костылей у него был постоянно воспален плечевой сустав, и Томас страдал от сильных болей. Вот и придумал новые. Нужда гнет железо.

[2] Государственный комитет по изобретениям и открытиям ГКНТ СССР.

[3] Н.В. Подгорный, председатель Президиума Верховного Совета СССР в то время, де-юре — глава государства. Популярностью в партии не пользовался. Слово «коммунизм» произносил как «кУмунизм».

[4] 19 солдат и сержантов, героев Даманского, были награждены этим орденом.

[5] Командующий Дальневосточным военным округом О.А. Лосик, будущий маршал бронетанковых войск.

Глава 14

14.

Ту-104 из Хабаровска приземлился в аэропорту Шереметьево во второй половине дня. Ревя двигателями, лайнер подкатил к аэровокзалу, где и замер. К самолету подали трапы, открылись боковые двери, и на летное поле начали спускаться пассажиры. Многие несли в руках небольшие чемоданы и сумки, видимо, не пожелав сдать их в багаж. Рядовая сцена — такие в аэропорту можно видеть ежечасно. Наблюдавшие за посадкой родственники и друзья прилетевших потекли к выходу на летное поле, где и встали небольшой толпой. Отворились двери, и в зал начали входить прибывшие из Хабаровска. К ним бросались, обнимали, пожимали руки. В этой суете мало кто обратил внимание на странную процессию. Дюжий, молодой мужчина вел, а, верней, тащил пьяненького пограничника, крепко обхватив его за туловище. Тот мотал головой и улыбался. Следом пассажир в пальто и кроличьей шапке нес два чемодана — один маленький, а другой большой. На его плече висела гитара на ремне. Следом шел пограничник с погонами старшины. На спине его висел армейский вещевой мешок, а в руке он нес вместительный рюкзак.

В здании аэровокзала эти четверо отыскали свободную скамью, на которую первым делом усадили пьяного. Покачавшись, тот склонился в сторону. Подскочивший пассажир примостил на сиденье маленький чемодан, на который пограничник лег щекой. Зеленая фуражка скатилась с его головы на пол. Пассажир поднял ее и пристроил на сиденье, а затем прислонил к нему снятую с плеча гитару.