Божья коровка

Обещание она сдержала в обеденный перерыв. Когда все поели, попросила женщин задержаться и пустила по рукам портрет. Рисунок произвел фурор. Продавщицы ахали и закатывали глазки.

— Здесь вы прямо как артистка! — заявила Клава. — Хоть в кино снимай!

— Скажешь тоже, — смутилась Алексеевна и забрала у нее портрет. — На себя нисколько не похожа.

— Вы не правы, Алексеевна, — возразила заместитель. — В том-то и дело, что похожи, я сказала бы, что даже очень. В тоже время незнакомая, другая. Вас, как будто, по-другому разглядели.

— Точно! Правда! — поддержали продавщицы.

— Тот, кто вас нарисовал, наверное, в вас влюбился, — заявила Клава.

Продавщицы засмеялись.

— Что не так сказала? — не смутилась продавщица. — Я же это вижу. Он по вас вздыхает.

— Воздыхателя нашла, — засмеялась Алексеевна, указав на Николая. — Вот он в уголке сидит.

Взгляды женщин обратились к Лосеву, в них читалось удивление и корыстный интерес. «Кажется, попал», — подумал Николай.

— Валентину Алексеевну я неделю рисовал, — сообщил присутствующим. — Пол альбома исчеркал, прежде чем хоть что-то получилось. Обещать другим портреты не могу, если только вдохновение случится.

Лица женщин погрустнели.

— Все, обед закончен, — подхватила Алексеевна, заметив выражение лиц сотрудниц. — Боря, Миша, через пять минут продукты подвезут…

Через день она сказала Николаю:

— Моим портрет очень понравился. Сын сказал, что я на нем красавица. Муж и вовсе был в восторге. Говорит, что на портрете я такая, какой увидел меня в первый раз. Тут же в зале на стену повесил. У тебя талант, Борис, нужно на художника учиться. Но без комсомольской характеристики в вуз ты не поступишь[43]. Надо бы принять тебя в ВЛКСМ, только с этим трудности. Я как член партии могу рекомендовать, но у нас ты слишком мало проработал. Может, летом к этому вернемся. А пока я попрошу помочь комитету комсомола торга. Стенгазету нужно выпускать, а хорошо рисовать из них никто не умеет. Заодно поближе познакомитесь, и со вступлением вопросов не возникнет. Ты согласен?

— Да, — ответил Николай. — Вам спасибо за заботу, только в вуз я поступать пока не буду.

— Почему? — спросила Алексеевна.

— Я не знаю, чем хочу заняться в будущем. Не уверен, что из меня получится художник. Про другие специальности знаю мало — слишком долго просидел в квартире. Вот отслужу два года в армии, дембельнусь, ну, а там и выберу. Поступить, опять же будет легче, для служивших в армии есть льготы. Еще я не знаю, какой у меня будет аттестат, если его вовсе получу, ведь по знаниям любой нормальный школьник даст мне фору.

— Гм! — произнесла Алексеевна. — Соображаешь. Что ж, я только рада. Призовут тебя только в ноябре, так что еще долго с нами.

Переход на постоянную работу оказался не совсем приятным — денег ежедневно больше не давали. И продуктов — тоже. Николай пожаловался дяде Мише.

— Так все правильно, Борис, — пояснил напарник. — У тебя теперь зарплата есть, и продукты можешь сам купить.

— Почему же раньше их давали?

— Потому что был со стороны, вроде, как шабашник. Думаешь, у Алексеевны всего навалом, чтобы так просто раздавать? Деньги ниоткуда не берутся, и продуктов лишних не привозят.

— Но ведь брали же откуда-то? — удивился Николай.

— Ладно, слушай, — сказал напарник и достал из пачки сигарету. — Ты теперь у нас на постоянке, да и парень не болтливый, так что расскажу. Все продукты к нам везут по накладным, здесь их принимают, пересчитывают, взвешивают. Если недостачи нет, экспедитору дают подписанную накладную, если обнаружили, составляют акт. Проворонишь — сам заплатишь, в руководстве магазина все материально ответственные. Недостача может на заводе случиться — вытащат из ящика бутылку водки из приготовленной к отправке партии, или слямзят палку колбасы. Ладно, все сошлось, продукты разнесли к прилавкам, и вот тут-то интересное и начинается, — дядя Миша улыбнулся. — Взвесить с точностью до грамма колбасу или масло невозможно — есть погрешность у весов. Там одно деление — пять граммов. Государство это понимает, потому есть нормы на развес. Опытный продавец никогда не ошибется в пользу покупателя. Разница — ему. Или вот другое. Покупаешь, скажем, масло. Просишь 200 граммов, а тебе отрезали брусок на 225. Цену сможешь посчитать?

— Ну… — Лосев почесал в затылке.

— Продавец же хлоп-хлоп-хлоп костяшками на счетах. Сорок, сорок — рубль сорок, спички брали? Два восемьдесят[44], — дядя Миша засмеялся. — Так не делают, конечно, но копейку-две прибавят. Потому в конце смены у продавца кусочек масла для семьи или колечко колбасы. Есть другие фокусы. Продукты заворачивают в бумагу. На другую чашку весов кладут ее кусочек, чтоб народ не возмущался. Дескать, взвешиваем исключительно продукт. Только тот кусочек бумаги вдвое легче. Так по грамму и клюют. Сытно им выходит. Девок наших видел? Худеньких средь них, считай, нема.

— А зачем так сложно? Взять и просто недовесить.