Божья коровка

— Комсомолец. На заставе был комсоргом, — сообщил Борис.

— Замечательно! — обрадовалась женщина. — Изберем вас секретарем комсомольской организации консерватории. Понимаете, Борис Михайлович, студенческий коллектив у нас довольно специфический — музыканты и певцы. Жизненного опыта мало, парней, отслуживших в армии, почти что нет. Ну, а вы Герой Советского Союза. Да вам будут в рот смотреть!

— В партию вас примем, — поддержал Оловников. — Где трудиться после обучения, выберете сами. Все пути будут вам открыты. Соглашайтесь!

— Я подумаю, — пообещал Борис…

Из консерватории он вышел в мрачном настроении. На крыльце снял с пиджака награды, сунул их в карман и пошел по улице Ленина к Ульяновской. Там он сядет на трамвай. На душе было погано. Поначалу он поверил: у него талант. Оказалось, что консерваторскому начальству нужен не Коровка-музыкант, а Герой Советского Союза для общественной работы. Будут похваляться перед всеми: вот какой у нас комсорг! Наверное, так же думают и в Московском институте. Им его регалии ценнее, чем талант, какового у Бориса, может быть, и нет. Или есть, но крохотный.

Борис не знал, что в Московском институте его рисунки вызвали фурор. Что руководители мастерских на факультете графики отчаянно ругались за право обучать такого перспективного студента. Который в будущем пробьется в знаменитые художники, а, возможно, — в академики, и тем прославит своего учителя. Он ничего не знал о нравах в творческой среде и был не в состоянии определить способности доставшегося ему тела. Мыслил, как обычный офицер, каковым вообще-то и являлся. Поэтому терзал себя.

На следующий день он рано встал и отправился на кладбище. Навел порядок на могилке матери Бориса, немного постоял у памятника в надежде, что услышит от призвавшей его в этот мир души напутствие или слова поддержки. Не дождался. С медальона на него холодными глазами смотрела чужая ему женщина. Борис, вздохнув, потопал к выходу. На следующий день он поехал в церковь — в собор на площади Свободы. Без наград и комсомольского значка, чтоб не привлекать внимания. На службу опоздал — не знал, когда она начнется. Народу в церкви оказалось много — стояла плотная толпа. Купив в притворе полдесятка свечек, Борис протиснулся к шандалам у больших икон, где их по очереди и поставил. В образах он не разбирался, куда пробился, там и возжигал. Проделав это, он попробовал молиться, но ничего не вышло — не смог сосредоточиться. Внутри стояла духота, люди двигались, его толкали, отвлекая. Вздохнув, Борис перекрестился и выбрался в притвор, затем — на паперть. Там встал и осмотрелся. Его внимание привлек монах в серой рясе и такой же круглой шапочке. Согбенный от прожитых лет, он, опираясь на клюку, ковылял от выхода к ступеням и, подойдя к ним, замер, как видно, в опасении по ним спускаться.

— Позвольте помогу!

Борис подскочил к старику и взял его под руку. Та оказалась сухонькой, но твердой. Монах кивнул. Борис помог ему спуститься.

— Отведи туда! — монах указал клюкой на лавочку неподалеку. — Передохну немного. Ветхим стал и немощным, сил нет даже службу отстоять.

Борис отвел. Монах сел и указал на место рядом.

— Садись!

Борис молча подчинился. Монах поставил клюку между ног и оперся на нее ладонями со сморщенной, сухою кожей и синими сосудами.

— Когда Господь уж призовет? — сказал, вздохнув. — Зажился я на этом свете. Здесь скорби и печали. Две войны видал, глад, мор и разорение в умах. Устал на это все смотреть. Грех мне роптать, но туда бы поскорей! Молю об этом Господа.

— Там хорошо, — внезапно для себя сказал Борис.

— Ты откуда знаешь? — глянул на него монах. Борис невольно удивился — собеседник ничуть не походил на немощного старика. Иконописное лицо с красивым, тонким носом, высокий лоб, живые, яркие глаза…

— Я был там, — произнес Борис смущенно. — После ранения потерял сознание и трое суток пролежал в беспамятстве. Я видел свет и находился в нем. Испытал блаженство, которого не знал до этого. Мне не хотелось возвращаться, но пришлось.

— И что тебе сказали? — спросил монах.

— Мне рано в свет и нужно выполнить свое предназначение.

— А ты засомневался? Поэтому пришел сюда?

— Не ведаю, каким путем идти. Их много, выбрать трудно.

— Господь подскажет, раз тебя отметил, — сообщил монах. — Путь будет трудным, раб Божий Николай. Тебя ждут клевета, узилище и искушение мирскою славой. Отвергни все сомнения и укрепи свой дух. Господь с тобой, а с ним не страшно. Ладно, заболтался я. В храме причащают.

Монах перекрестил его, встал и пошел обратно к церкви. При этом он не опирался на клюку, а ступал уверенно и твердо. Борис проводил его изумленным взглядом. Откуда собеседник знает его прежнее имя? Или просто угадал?

— Что он говорил тебе?

Борис повернул голову. У лавочки стояла тетка в платье до колен и простеньком платочке. Лицо насупленное, неприятное.

— Почему вы спрашиваете? — удивился он.