Божий дар

— Неправда! Ничего ты на ребенка не тратишь! — подала голос Марина с третьего этажа. — У тебя сын вечно голодный, оборванный и описанный. И даже зимой — голый. В конце зимы я лично тебе Вовкин комбинезон отдала, который ему мал стал! И ботинки! Где комбинезон?! Где ботинки?!

— Комбинезон мал стал, а на памперсы денег не хватает, — отрезала Нинка. — Нет, ну какие у нас все добрые! Раз вы такие добрые — чем учить, лучше денег дайте! Президент наш сказал, что теперь матерям капиталы будут давать. Я — мать! Где мои капиталы?!

В общем, конструктивного диалога не вышло.

Соседи решили, что с такой скандалисткой, как Нинка, лучше не связываться — себе дороже выйдет. Ребенка, конечно, жалко, но что уж тут поделаешь? Пусть себе Нинка живет как знает… На том и порешили. Все, кроме Галины Викентьевны.

Несколько дней спустя она снова вызвала участкового. Толик пытался отнекиваться — мол, дело семейное, что я могу сделать. Но Галина Викентьевна была непреклонна.

— Не можешь ничего сделать сам — зови инспектора из отдела по охране детства, — настаивала она. — Пусть составляет протокол и что там еще положено. Я первая дам показания, что над ребенком измываются. Пусть в суд подают, пусть эту нерадивую мамашу пристыдят и оштрафуют. В общем, как хочешь, Анатолий, а я от тебя не отстану!

В итоге Толик прибыл на место в сопровождении инспектора из органов опеки. Это была дородная дама с обтянутым фиолетовым трикотажем необъятным бюстом и халой на голове. Звали инспектрису Тамарой Михайловной. С первого же взгляда становилось тревожно за опекаемых этой женщиной детей.

— Что здесь за семья проживает? — спросила инспектриса у Толика. — У меня по этому адресу проблемных детей не значится. У нас все учтено, но на эту квартиру сведений не поступало.

Толик объяснил, что сюда недавно въехали новые жильцы, следовательно, Тамара Михайловна об их проблемах могла и не знать.

Ребенок в квартире с новой силой заорал, и Тамара Михайловна поморщилась.

— Ладно, давайте вскрывать, — милостливо согласилась она. — Понятые у нас на месте?

Понятые — Галина Викентьевна с супругом — были на месте.

Дверь вскрыли. На сей раз ребенок обнаружился посреди прихожей. Он лежал, сунувшись головой в Нинкин зимний ботинок, и захлебывался плачем.

Тамара Михайловна, вскользь глянув на малыша, прошествовала в комнату.

— Анатолий, я должна посмотреть, соблюдаются ли санитарные нормы. Я буду говорить, а вы фиксируйте.

Галина Викентьевна возмутилась:

— Послушайте, ну вы же инспектор, вы же из опеки, детьми занимаетесь! Прежде чем санитарные нормы фиксировать, вы бы мальчика этого несчастного хоть на руки взяли, его же успокоить надо, он уж посинел весь от крика!

— Вот вы, женщина, и возьмите. А мы сейчас фиксируем, как ребенок живет, — сказала непробиваемая Тамара Михайловна и, посчитав вопрос исчерпанным, пошла по комнатам, диктуя Анатолию:

— По результатам поступившего от соседей сигнала квартиру посетили представители органов опеки и попечительства, а также сотрудник милиции… Сотрудником органов опеки семья… как фамилия мамаши?

— Калмыкова, — откликнулся Толик.

— Семья Калмыковых, — продолжила Тамара Михайловна, — посещена без предупреждения. Проверка показала, что у несовершеннолетнего Калмыкова имеется необходимая мебель…

Тамара Михайловна открыла шкаф, порылась, вытащила драные колготки и стала диктовать дальше:

— Необходимая мебель, одежда, а также игрушки… Идем на кухню, Анатолий.

На кухне инспектриса заглянула в холодильник, открыла крышку стоящей на плите кастрюли, понюхала содержимое. После чего сделала вывод, что необходимые мясные продукты питания в доме присутствуют, однако отсутствуют молочные продукты и фрукты, а первое блюдо (как именовала Тамара Михайловна стоявшие на плите щи) хранится ненадлежащим образом и не может быть рекомендовано несовершеннолетнему Калмыкову в качестве питания.

Пока Тамара Михайловна проверяла, надлежащие условия жизни у несовершеннолетнего Калмыкова или, напротив, ненадлежащие, Галина Викентьевна взяла орущего Диму на руки. Он был багровый от крика и совершенно мокрый.

Галина Викентьевна завернула ребенка в валяющееся посреди комнаты извозюканное одеяльце и, приговаривая: «Пойдем, маленький, пойдем, Димочка, я тебя накормлю сейчас, умоемся, покушаем… У меня ножка куриная есть вкусная, сейчас курочки тебе дам», двинулась в прихожую.

— Эдик! Ну не стой столбом, придержи мне дверь, у меня же ребенок на руках!

Муж Галины Викентьевны придержал дверь.

Продолжая обещать Димочке куриную ножку, Галина Викентьевна вышла на лестничную клетку и направилась к своей квартире.

— Галя, — возмутился Эдуард Альбертович, трудившийся гастроэнтерологом в пятнадцатой клинической больнице. — Ну какая ножка? Или ты обезумела? Если дать такому крошечному ребенку куриную ногу, у него немедленно случится несварение! Ты что, забыла, с какого возраста дети едят жареное мясо?!

— Ой, я с этими садистами скоро забуду, как меня зовут! — откликнулась Галина Викентьевна. — Не плачь, маленький, сейчас покушаем… Эдик, а что он покушает?