Божий дар

— Полагаю, можно дать творог… Или яблоко. У нас как раз есть замечательные яблоки, Алла вчера привезла с рынка.

— Вот и хорошо! Сейчас дам тебе яблочко, ты мой бедный, ты хороший… — Она снова обернулась к мужу, кипя праведным негодованием: — Нет, ты видел? Эта дама перешагнула через ребенка, она на него ни малейшего внимания не обратила, Эдик, согласись, это бесчеловечно! Эдик! Ты отопрешь дверь или мы проведем вечер на лестничной клетке?

Эдик полез в карман за ключом, и в этот момент из Нинкиной квартиры раздался трубный глас Тамары Михайловны.

— Женщина! — басила инспектриса не хуже корабельной сирены. — Что вы себе позволяете! Выносить не разрешается!

— Что выносить? — изумилась Галина Викентьевна. — Мы ничего не выносим, помилуйте!

— А это как понимать? Это вы не выносите? — Тамара Михайловна ткнула пухлым пальцем в ребенка, отчего чуть поуспокоившийся Димка снова зашелся криком и прижался к Галине Викентьевне.

— Верните ребенка по месту жительства! — потребовала Тамара Михайловна. — Выносить разрешается после того, как будет принято решение об отобрании!

— Боже мой, что вы такое говорите! — Галина Викентьевна была возмущена до глубины души. — Это же ребенок, он живой, он кушать хочет и весь мокрый! А вы говорите, выносить не разрешается! Эдик, я прошу тебя вмешаться!

Эдик, во всем послушный своей энергичной супруге, немедленно вмешался.

— Как-то действительно не по-человечески получается, — начал он увещевать Тамару Михайловну. — Я, позвольте вам заметить, видел разное, мы после войны росли. Но и в те времена дети не сидели одни, голодные и холодные! Да, мы жили в коммуналках, набитых народом, как сельди в бочке, но чтоб детей бросать — такого не было.

Анатолий, которому от всего происходящего было неловко, маялся на пороге. Он сочувствовал ребенку, про себя думал, что Галина Викентьевна права, но по долгу службы вынужден был молчать.

Тамара Михайловна строго посмотрела на Галину Викентьевну и Эдуарда Альбертовича из-под выщипанных в ниточку бровей и скомандовала:

— Довольно демагогии! У меня рабочий день не резиновый, я трачу время, а мне еще пять точек инспектировать. Где мамаша?!

Никто не знал, где мамаша. О чем все присутствующие и сообщили Тамаре Михайловне. На лице у нее отразилась напряженная умственная работа. Полминуты инспектор что-то прикидывала, почесывая нос, потом сообщила:

— Мне дожидаться некогда. Кто квартиру вскрывал, тот и должен родительницу дожидаться. Анатолий, ты мамашу предупреди, что в следующий раз мы ребенка изымем. Так и запиши: зарегистрирован факт оставления несовершеннолетнего родителями, дело взято на контроль органами опеки и попечительства, в случае повторения оставления будут приняты меры по дальнейшему жизнеустройству ребенка.

— Повторения чего? — переспросил Толик, не успевавший за Тамарой Михайловной.

— Оставления, Анатолий. Записывай в протокол!

Дав участковому указания, она повернулась к Галине Викентьевне и Эдуарду Альбертовичу:

— Граждане, покиньте помещение! Анатолий! Прими у гражданки ребенка!

Толик с детьми не очень умел обращаться. А ребенок явно не хотел, чтобы его у Галины Викентьевны «принимали». Он вцепился маленькими пальчиками с острыми, давно не стриженными ноготками в ее кофту и снова стал истошно орать.

Тамара Михайловна, досадливо цокнув языком, подошла и, ловко оторвав орущего Димку от Галины Викентьевны, сунула его в кроватку. Она держала малыша чуть на отлете, чтобы не запачкать платье.

— Да будьте же вы человеком! — снова обратилась к ней Галина Викентьевна. — Разрешите нам по крайней мере взять его ненадолго — покормить, помыть, переодеть, он же весь мокрый!

— Нет, — отвечала Тамара Михайловна, — ребенок может находиться или по месту жительства, или в детском учреждении. А поскольку мы его сегодня не изымаем, то он должен остаться на своей жилплощади. Анатолий! Проследи. И протокол гражданам дай подписать!

На этом инспектор покинула Нинкину квартиру, строго-настрого наказав Анатолию посторонних не впускать и ребенка за порог не выносить.

Толик дал Галине Викентьевне с супругом подписать протокол: такого-то числа в такой-то квартире обнаружен мальчик, на вид ему примерно два года, рост 80–85 сантиметров, среднего телосложения, волосы рыжие вьющиеся короткие, глаза карие. Одежда ребенка грязная, наружных повреждений нет, на лице красноватая сыпь, несовершеннолетний находился на время обнаружения на полу прихожей. Точных сведений о местонахождении матери нет, со слов соседей — она на работе.

Галина Викентьевна расписалась и тоскливо глянула на орущего в кроватке Димку.

В отличие от Тамары Михайловны, Анатолий работал недавно, поэтому, стоило инспектрисе уйти, он разрешил-таки Галине Викентьевне взять Нинкиного парня к себе на часок-другой.

Галина Викентьевна, охая и причитая, вымыла и переодела несчастного Димку (попа у него была вся красная, упревшая, интересно, его вообще когда-нибудь моют?), остригла ему ноготки и напоила куриным бульоном (Эдик сказал, что это достаточно легкоусвояемая пища для ребенка в возрасте двух лет).