Божий промысел

- Так вот, значит, что имела в виду та нимфа, говоря, что если бы не "это", она бы подумала, что я еще не пробовал Хмеля, - пробормотал я. - Это сделал Хмель, который тот парень вылил мне на голову! - Я подпрыгнул и заорал: - Ура!!!

И не успело еще смолкнуть эхо, как мы услышали ответный крик, да такой, что кровь застыла в моих жилах. То был далекий взревывающий хохот, громовое "И-а!"

- Поливиносел! - воскликнул я.

Схватившись за руки, мы помчались по дороге и остановились, только перевалив через холм и достигнув федерального шоссе номер 24. Оттуда, тяжело дыша и отдуваясь после полумильной пробежки, страдая от жажды пуще прежнего, мы зашагали к Наспину, до которого оставалось еще полмили.

Время от времени я оглядывался, но Ишака не замечал. Это не означало, однако, что он не напал на наш след. Он легко мог затеряться в окружавшей нас толпе. Люди несли корзины, бутылки, факелы; как мне удалось выяснить из разговора с каким-то парнем, они запаздывали к отходу баржи с останками усопших от причала в конце Главной улицы.

- Говорят, что Махруд - Бык имя его - будет воскрешать покойников у подножия того холма, с вершины которого бьет фонтан из Бутылки, - заметил наш собеседник. - Так это или нет - все равно повеселимся здорово. Жаркое, Хмель да кувырки на травке - вот что движет миром.

С этим я поспорить не мог. Во всяком случае, этим основные развлечения аборигенов и ограничивались.

Пока мы спускались по Адамс-стрит, я немало разузнал о политическом устройстве долины. Мой собеседник оказался весьма разговорчив, как, впрочем, и все потребители Хмеля. Он поведал мне, что теократия начинается с низшего уровня, с людей, подобных ему - простых парней. Затем идут молельщики. Они собирают у населения прошения, сортируют и те, что достойны внимания, передают пророкам вроде Шида. Те вновь просеивают просьбы и отправляют полубогам - Поливиноселу, Аллегории и еще дюжине других, о которых я еще не слыхивал. Те отчитывались напрямую перед Махрудом или Пегги.

Махруд обходился со своей божественностью, как с постом директора. Многие отделы он подчинил вице-президентам вроде Осла, заведовавшего плодородием, или Шида, ставшего теперь, наверное, самым довольным синоптиком на свете. Бывший профессор физики в Трэйбеллском университете и городской метеоролог, теперь он был единственным предсказателем погоды, чьи прогнозы сбывались в ста случаях из ста. Причина тому была очень проста: Шид сам делал погоду.

Все это было очень интересно, но сведения я поглощал как-то вяло. Во-первых, я непрерывно оглядывался, проверяя, не гонится ли за нами Поливиносел. Во-вторых, меня очень беспокоило отношение ко мне Алисы. Теперь, когда я начал обрастать, не перестанет ли она любить меня? Что тянуло ее ко мне - комплекс (ну вот, и я туда же) или истинная страсть?

Не будь мое положение столь нелепым, я и сам бы над собой посмеялся. Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день я не стану прыгать от радости при одной перспективе обзавестись роскошной шевелюрой и влюбленной в меня красавицей?

В следующий миг я все же подпрыгнул. Правда, не от радости. За моей спиной раздался громкий раскатистый смех.

Не узнать хохот Осла было невозможно. Обернувшись, я увидал золотящуюся в отблеске факелов и лунном свете фигуру мчащегося к нам Поливиносела. Люди с воплями разбегались с его пути. Звон копыт по мостовой заглушал их крики.

- Куда теперь, человечек? Куда теперь? - проревел он, нагнав нас.

В тот момент когда он потянулся ко мне, я рухнул на землю.

Остановиться Поливиносел не успел. Копыта тоже не способствовали поддержанию равновесия, как и отвешенный Алисой пинок. Осел грянулся на землю, увлекая за собой бутылки, корзины с фруктами и маленькие клетки с цыплятами. Визжали женщины, летели корзинки, звенело стекло, цыплята с писком выскакивали из сломанных клеток... И куча мала погребла полубога.

А мы с Алисой продрались сквозь толпу, завернули за угол и пустились бежать по Вашингтон-стрит, шедшую параллельно Адамс-стрит. Паломников здесь было немного, но нам хватило и того. Мы петляли в толпе, а в квартале позади безразмерная глотка Осла продолжала окликать меня: "Ну, куда теперь, человечек, куда теперь?" Я мог поклясться, что он мчится за нами. Но вскоре могучий глас стал тише, а топот копыт и вовсе смолк вдали.

Отдуваясь, мы заковыляли по Вашингтон-стрит. Только теперь мы заметили, что все три моста через реку Иллинойс разрушены. Один из туземцев сообщил нам, что Махруд уничтожил их молнией во время одной ночной грозы.

- Не то чтобы он особенно волновался, что кто-то перейдет на тот берег, - добавил он, быстро делая знак Быка. - Все, что было восточной частью Наспина, стало священной обителью обладателя Бутылки.

Его слова подтверждали мой вывод. Какими бы разнузданными во всех прочих отношениях ни были эти люди, в них сохранялось достаточно священного ужаса, чтобы не лезть в личную жизнь высших божеств. Того, что сообщали им об этих богах жрецы, им вполне.хватало для счастья.