Божьим промыслом

Гюнтер уехал за вещами, Хенрик и фон Готт занимались конюшней, в доме гремела на кухне посудой румяная и толстая кухарка, а он сам пошёл ещё раз осматривать комнаты. Ходил и думал о том, что ему сегодня предстоит неприятное дело, тянуть с которым дальше было уже нельзя. Он должен был вручить письмо от герцога бургомистру города и ещё одно отнести в магистрат. И если письмо к уважаемым магистрам можно было отправить с гонцом, то визит к бургомистру надобно было совершить самому. Как бы ему этого ни не хотелось. Он уже понял, что встретят его там не по-приятельски, и ему придётся терпеть злословие и пренебрежение от какого-то бюргера, возомнившего себя значимой персоной. Поведение офицеров городской стражи служило его догадкам подтверждением. Тем не менее, когда Гюнтер привёз его вещи, он тут же решил ехать в ратушу. Хотя в карету садился с надеждой на то, что бургомистра не будет на месте или тот от спеси или желая показать генералу герцога, кто тут главный, решит не принимать его сразу. В общем, ехал туда, ожидая всего дурного, а приехав и войдя в неказистое здание городской ратуши, стал ещё больше того ждать. В ратуше было народа больше, чем в какой-нибудь известной церкви в воскресный день, многие из посетителей сидели на потёртых лавках возле обшарпанных стен или разгуливали парочками по немытым каменным плитам, все что-то обсуждали и кутались в шубы от ледяных сквозняков. Ратуша эта больше напоминала ему какой-то купеческий дом. И не городские секретари тут заправляли, степенные и важные, не магистры избранные решали судьбы горожан, а бегали по холодному помещению непонятные люди, словно приказчики с кипами бумаг, из одного холодного угла в другой, как будто они на пристани рядом со складом и спешат куда-то срочно считать товар. Даже у самого бургомистра Алоиза Тиммермана не было своих комнат, и сидел он в конце залы за большим столом на возвышении рядом с большой жаровней, и кроме как столом, ничем и не отличался от остальных господ в ратуше.

«Какое поганое место!». Всё здесь было барону немило, всё: и суетящиеся люди, и нечистый пол, и холод. Но делать было нечего, дипломатическая миссия входила в его обязанности. Тем более что его умение говорить и договариваться, как он сам считал, было сильнее его воинских умений. В общем, приготовившись к высокомерию и неистовости, с которой его встретят, Волков пошёл к столу бургомистра.

Когда генерал попросил человека, стоящего у конторки перед столом бургомистра, доложить о его приходе, тот просто обернулся и сказал громко:

– Господин бургомистр, к вам генерал.

Мерзавец даже не назвал его имени, ну, хоть не добавил «какой-то» – и то хорошо. Да, не зря Волков, направляясь сюда, думал о плохом приеме и невежливом обращении.

Но, кажется, насчёт бургомистра он ошибся:

– О, – господин Тиммерман оторвался от бумаг и аккуратно вставил перо в чернильницу. Был он в простой, не очень богатой шубейке с заметно потёртыми рукавами, в простом берете без украшений. Бургомистр уставился на Волкова, словно пытался разглядеть в нём что-то. И такой пристальный взгляд можно было расценить как вызывающий, но барон понял, что Тиммерман был, хоть и еще не стар, но уже слаб глазами. Наконец рассмотрев посетителя, бургомистр заулыбался. – Генерал! Дорогой мой!

Бургомистр неожиданно и быстро вышел, буквально выскочил из-за своего стола и, подойдя к Волкову, протянул ему руку, пальцы которой были перепачканы в чернила. Волков с заметным поклоном пожал его холодную руку:

– Рад познакомиться с вами, господин бургомистр.

– А уж как я рад! – воскликнул господин Тиммерман. И в этом его восклицании не слышалось никакой наигранности. – Я о вас уже всё знаю. Вы барон фон Рабенбург, генерал. Мне о вас наши военные уже рассказали. Думаю, приехали в город, а сами к нам знакомиться не идут. Думаю, может обиделись на что. Так я и решил, ежели господин генерал сюда не придёт, пойду к нему сам.

– Задержался, простите великодушно, пришлось обустраиваться, дом для себя искать, солдат селить, дел было много, вот как всё устроилось – так и пришёл, – едва не оправдывался Волков.

– Ой, я вас прекрасно понимаю, – махал рукой бургомистр. – Сколько людей – столько и хлопот. У меня у самого целый день голова кругом, не поверите, иной раз и пообедать забываю, – и тут он встрепенулся: – Генерал, а вы уже обедали сегодня?

– Признаться, ещё нет. – Волков был ошеломлён таким простым и радушным приёмом.

– Так и прекрасно, я тоже! – бургомистр оборачивается к тому человеку, что стоял за конторкой. – Томас, дорогой мой, а ну-ка беги, братец, в «Дубовые столы», скажу Рудольфу, что приведу сейчас к нему важного человека, пусть готовит стол для двоих, и чтобы паштет был фазаний и рыба. Морская рыба чтобы была непременно. И пусть белое нам к рыбе подаст.

Человек, не проронив ни звука, спешно, едва ли не бегом, удалился. И генерал подивился про себя, что простая просьба этого, кажется, душевного человека выполняется с военной сноровкой. Значит, человек этот в большом здесь авторитете.