— Я привык, не могу сказать к «вседозволенности», но повторю — всегда существуют какие-то грани, которые нельзя преступить. Но при этом мы позволяем высказаться авторам, придерживающимся крайних взглядов: хотите спорить — спорьте, мы никому не навязывали — читателю остается судить, где правда и кто прав… Может, как раз в этом причина устойчивости газеты и ее успех — мы доверяем читателю, уважаем его, и он это чувствует.
— И все же — где они в «ЛГ», эти грани? И кем они установлены?
— Ну-у-у… — помедлил Поляков, — цензуры сейчас, как известно, нет… Есть газеты, которые являются политическим инструментом каких-то экономических блоков. В свое время газета стала собственностью коллектива редакции, потом — при прежних редакторах — коллектив продал свои акции «Менатепу» (название банка — А.П.), и, в конце концов, основной пакет принадлежит крупной корпорации, а 25 процентов принадлежат правительству Москвы. Надо сказать, что с акционерами нам повезло: они абсолютно не вмешиваются в политику газеты. Естественно, мы соблюдаем определенную корпоративную этику: это неизбежно, но действительно наши акционеры дают возможность развиваться коллективу.
Что же касается редакционной политики и ограничений при ее претворении в жизнь, замечу следующее: одно время у тех же акционеров «Литературка» стояла на крайних либеральных, так сказать, позициях. Потом, после того как два года назад я пришел в газету, некоторые сотрудники редакции уволились. Основной же коллектив, его состав остался неизменным: у нас сейчас работают такие, скажем, «легенды», как Игорь Гамаюнов, он ведет отдел «Общество», и сам продолжает печататься.
Газета же довольно серьезно изменила свой курс. Потребность в этом была вызвана тем, что в свободной России стало очень много несвободных изданий — в силу внутренней ангажированности или в силу внешней — читатель к 2000 году испытывал очень серьезный недостаток в реальной свободе слова. Телевидение наше сегодня вообще насквозь тенденциозно, газеты, как правило, тоже дают только одну точку зрения — и здесь мы не изобрели никакого велосипеда, оставив в неприкосновенности экспертов, авторов и писателей, которые исповедуют либеральные взгляды. Но зато пришли и те, кого раньше в «ЛГ» не печатали.
— Вот вы повторяете «мы»… «Мы» — это кто? Главный редактор, или группа людей, которые с ним во всем согласны?
Или все же — не во всем? — вернулся я к теме: кем и как формируется редакционная политика его газеты.
— Мы — это коллектив. Естественно, я пришел со своей программой. Но эта программа была радостно воспринята всеми сотрудниками, за исключением нескольких человек, которым настолько дороги их либеральные ценности, что они ушли, а коллектив давно уже устал от огромного информационного духовного массива, который определял — то, что можно, и то, что нельзя. От этого мы отказались. И у газеты сразу пошел вверх тираж, и материальное наше положение улучшилось.
— То есть газета одновременно может быть и для левых, и для правых? — спросил я Полякова. — Так, кто же он сегодня, ваш читатель?
— Наша газета ни для кого! Наша задача дать читателю, по возможности, объективную и полную картину.
И еще я спросил Полякова:
— Название «Литературная» все же обязывает — мне показалось, что собственно литература, во всяком случае, в тех выпусках, что я успел посмотреть, занимает, ну, процентов тридцать… Остальное же — общественные и политические тексты, полемические, так что же, «ЛГ» сегодня — как и «Московский комсомолец», «Комсомольская правда» — просто сохраняемый бренд?
— Нет, зачем же: точно так же, как «Московский комсомолец» никогда не писал только о комсомоле, а я как литератор дебютировал именно в этой газете, — точно так же «ЛГ» никогда не была чисто литературной. Тогда существовало четкое разделение — на литературную часть и нелитературную — она всегда была общественно-политической.
— Я знаю, что вы начинали как литератор, и продолжаете им оставаться… Но одновременно вы активно занимались и общественной, и политической деятельностью.
— К сегодняшнему дню это не имеет никакого отношения… Кстати, в процентном отношении после того, как я пришел в газету, литературных материалов стало больше, а политика — так ведь газета всегда была политизирована. Ну, а кто у нас тогда не был ангажирован? «ЛГ», кстати, сделала довольно много для пробуждения, скажем, свободолюбивых настроений в обществе.
Вопрос не в том, что было тогда, и что сейчас. На какие-то противопоставляемые периоды историю страны мы не делим — и в этом основная позиция «ЛГ». Что же касается оценки советского, минувшего периода, так ведь периоды идеологического давления — они были везде, и в Америке тоже. Правда, там это не приняло такие формы в силу специфики истории. Вот поэтому у нас нет того, что есть во многих либеральных изданиях — которые пытаются представить весь советский период одним мрачным таким периодом.