БП. Между прошлым и будущим. Книга 1

— Она не может не отвлекать — конечно, отвлекает! Но что я хочу сказать: во первых, я 15 лет просидел за письменным столом — с 1986 года по 2001 год, и я человек, который очень и очень неплохо зарабатывал при советской власти и после советской власти. Я человек, который умеет зарабатывать, сидя за письменным столом: прежде всего это самодисциплина, потому что проще всего расслабиться, когда ты не ходишь на работу. И вот с этим навыком, конечно, какие-то трудности возникли, но не роковые.

Уже работая в газете, я выпустил несколько повестей, написал несколько сценариев, для театра Ширвиндта («Театра сатиры» — А.П.) написал новую пьесу — сейчас ее начинают репетировать… Для Говорухина написал пьесу, которую уже поставили, и т. д…

Просто остается меньше времени на отдых. Я нередко и из редакции материалы беру домой. Но, повторюсь, я в этом отношении очень доверяю сотрудникам, и если я с людьми работаю, то я им доверяю. Если мне заведующий отделом «Общество», например, говорит, что этот материал интересный и он нам годится, то я могу и не перечитывать за ним этот материал. Или, скажем, отдел литературы, но иногда, конечно, бывают случаи, когда я решение беру на себя…

Следующий вопрос я просто не мог не задать после знакомства с несколькими последними выпусками газеты:

— Вы ощущаете недостаток в хороших литературных материалах — по-вашему хороших? Ну, юмора, например?

Смех — дело не шуточное

Поляков, кажется, понял меня правильно.

— Это наша проблема, и обидно это прежде всего потому, что именно «Литературная газета» сформировала тип юмора — смеховую культуру середины 60-х годов. Советский Союз двадцать пять лет смеялся по «литгазетовски», но сейчас мы не можем продолжать делать то же: смеховая культура изменилась, потому что изменилось общество, ну и так далее… И найти художественный эквивалент новой смеховой культуры мы пока не можем. А еще потому, может быть, что нет сегодня такого человека, каким был Веселовский… (Это с ним готовил Илья Суслов выпуски «Клуба 12 стульев» — последней, 16-й полосы газеты, но именно с нее мы всегда начинали читать «Литературку» — А.П.)

Здесь трудно было не согласиться с Поляковым, и вот почему. Я вспомнил вслух следующий эпизод: Арканов, один из старейших авторов «Литературки», недавно отмечал юбилей, причем дважды — в ЦДЛ, в присутствии широкой общественности, в Большом зале, и потом в Доме актера на Арбате, уже в узком кругу, который включил в себя десятка два-три друзей писателя, не забудем, видного юмориста. Стало быть, людей тоже не чуждых этому виду искусства.

И там, и там были представлены звезды современной российской эстрады… Не стану перечислять их имена. Естественно, каждый выступающий старался быть остроумным в меру сил и возможностей, поскольку регламент тостов установлен не был. И было понятно — чем вызваны проблемы нынешней 16-й полосы «Литературки». Я думаю, это и имел в виду Поляков, сетуя на кризис жанра. Именно кризис — так я его понял. И еще одна проблема, в чем мы оба согласились, — мало, почти нет поэзии, способной украсить полосы газеты.

— Да, — поддержал Поляков, — и эта проблема существует — мы сейчас пытаемся и ее поправить… Поэты наши разошлись по разным полюсам: на одном — экспериментальная поэзия, но этот эксперимент уже просто неинтересен, целая плеяда идет за Приговым… а на другом — традиционная гражданственная — так отошла к своему краю, что ее тоже уже неинтересно читать, потому что это уже зарифмованная газета. Взаимодействия между ними нет — ну, мы и имеем тот литературный процесс, который мы имеем.

Мы отслеживаем любое более-менее интересное имя, которое появляется, печатаем. Но так всегда ведь было! А возьмите «Чтец-декламатор» за 1907 й год, где напечатан тогдашний отбор — сливки, вроде, а сейчас читаешь и думаешь: боже мой! На Блока или Брюсова приходится такое количество никому не нужных имен. И ведь это предлагалось для чтения с эстрады…

— Только ли в этом дело? А нет ли у вас таких имен, — задал я вопрос, — упоминать которые сегодня в газете не следует?

— Видите ли, конечно, у меня есть свои политические симпатии и антипатии, но таких имен нет. Когда я был не связан с редактированием газеты, я, конечно, был свободнее в этом отношении.

— Если я правильно понял, вы определяете позицию своей газеты как центристскую, не так ли?

— Да, но, поверьте, это самая неудобная позиция: нас ругают не только в России… Например, в Америке нью-йоркская «Новое Русское Слово»… Или, скажем, прочитал я недавно совершенно странный, такой шизофренический материал, в другом американском издании…

Ну вот, подошел случай задать и этот вопрос:

— Надо же, я-то, было, подумал, что вы из корпоративной солидарности с «НРС» изъяли абзацы в опубликованном материале, в тех местах, где я критически отозвался о некоторых аспектах нынешней деятельности этой газеты.