О чём бы, не попавшем на эти страницы, или ещё о ком бы автор здесь мог вспомнить? Ну, например, о встречах с Михаилом Шемякиным, с Гариком Каспаровым, с Андроном Кончаловским, с легендарным Олегом Лундстремом — в своё время пересказ бесед с ними стал достоянием читателя. Вернуться к этим текстам мы сумеем во второй книге трилогии, что, собственно, и вызвало сегодня её появление. Или вот, вспомнилось неожиданное знакомство с дочкой композитора Кальмана (да, да — тот самый, который «Сильва ты меня не любишь…») — оказалось, она живет по соседству и успела многое рассказать о своем замечательном отце…
Или о такой недолгой дружбе с Валерием Фридом — началась она неожиданно (он всё же жил там, а ты — здесь, или, наоборот, кто знает, как сказать правильнее) и завершившейся совершенно мистически. Трогательно надписанная тебе его только что вышедшая книга, и переданная с кем-то попутно в Штаты, путешествовала с полгода, наконец попала к тебе в руки — и именно в этой самый день тебе звонят из Москвы — Фрид умер…
И как не вспомнить недолгое личное, но многолетнее «на расстоянии», знакомство, жаль, что не могу сказать «дружба», с Довлатовым. И всё же: как-то получаю я из Нью-Йорка бандерольку, адрес обратный — от Сережи, открываю, а там 12 (!) курительных трубок. И записка, воспроизвожу ее по памяти: «Мне, — писал Довлатов, — врачи запретили курить (не знаю, чего еще скоро запретят), а чтоб не пропадали зря — вот, пользуйте трубки, какие-то из них с барахолок, но, может, есть и приличные…». А совсем скоро — не стало Сергея.
Так случилось, что столпы русского театра Ширвиндт и Козаков, оба курящие трубки, оказались, каждый на свое шестидесятилетие, у автора дома — и оба получили по экспонату из этой коллекции. Курили ли они их, не знаю, при случае думал спросить, но уверен — сохранили их. Ширвиндта видел с дымящейся трубкой в зубах, кажется, с той самой. А Козакова теперь уже спросить не смогу…
А однажды к нам в редакцию привел самого Рудольфа Баршая его сын, и, конечно, тогда же «Панорама» напечатала на своих страницах рассказ музыканта — он и здесь, в книге второй, присутствует. Оказалось, выдающийся дирижер в России бывал только наездами — но и в Швейцарии, где он с супругой жил последние годы, подолгу не оставался — гастроли, гастроли, гастроли… Только и его уже нет. А разговор наш сохранился — вернемся мы и к нему в продолжении трилогии.
И как не упомянуть Михалкова-младшего, Никиту Сергеевича — ему мы как-то устроили в редакции дли-и-инную беседу с русско-американскими коллегами. Интересовали нас и творческие планы, и политические амбиции гостя. Очень интересно поговорили!
А Кашпировский! — он же трижды, кажется, живал в моём доме: хозяина не врачевал, но поговорили мы с ним вдосталь, и потом публикации пересказа наших разговоров пользовались если не успехом, то уж популярностью — это точно! И не только: однажды вечером я привел Анатолия Михайловича к знакомому художнику и, естественно, «на Кашпировского» там сразу же собрались еще человек десять.
Застолье сопровождалось анекдотами — о нём, о Кашпировском, а их тогда было входу больше, чем «про чукчу», и не все они были безобидны. Я с опаской посматривал на моего гостя, — а он смеялся громче всех. Умница потому что. С ним беседа — в книге третьей, рядом с пересказами историй, объяснение которым найти не просто, а то его и вовсе нет.
Или вот еще вспоминается, как с Шаргородским Лёвой мы условились встретиться в Риме, в самые последние дни эмиграции евреев из СССР, чтобы там поспрошать руководство американских организаций, причастных к приёму эмигрантов — почему всё кончается? И о том, что из этого вышло — страницы этой трилогии — книги Второй — вместили в себя немногое из того, что там было…
Да, там была замешана большая политика. И раз уж о политике — как здесь не упомянуть беседы с Георгием Арбатовым? Или с Владимиром Лукиным — тогда он служил послом России в США, и потом — теперь он уже один из ведущих думских политиков… А тогда, в первой беседе, тема-то как называлась в публикации: «Чем помочь России», — не слабо, да?
А Бережкова как не вспомнить, его рассказы при наших встречах? — эти тексты потом было многократно распечатаны здесь, в Штатах, но и в российских журналах. Еще бы: называлась та серия «…И тогда он сказал Сталину», — Валентин Михайлович много лет был личным переводчиком вождя — включена она, отчасти, и в это издание.
Ну, и совсем уже невероятные бывали встречи, например: привели однажды в редакцию Маршала Советского Союза — настоящего и последнего, теперь-то они все Российской Федерации маршалы, или как их там числят, — не уверен. А этот командовал группировкой советских войск в Германии, объединенными войсками стран Варшавского договора, Генштабом СССР-уф…. Вроде не упустил ничего. Между прочим, оказался вполне свойский мужик, порассказал на десять газетных страниц. Знакомство на другой день продолжилось домашним обедом у общих друзей (Господи, — оказались и такие здесь!).