Всюду бурлила жизнь – по улицам сновали пешие и конные, двигались большие подводы и маленькие тележки, а по каналам – всевозможные суда, лодки и баржи, нагруженные товаром. Повсюду – множество людей, пестрота одежд и разноголосица говоров. Суета здесь не утомляла, скорее наоборот – звала присоединиться. Казалось, любой пришедший в Брюгге, что бы он ни искал, вскоре найдет себе товарищей и единомышленников, а своим голове и рукам – наилучшее применение.
Сейчас Хертогенбос как никогда прежде хотелось называть просто Босхом: с одной стороны, так его название звучало роднее, с другой, казалось достаточно коротким – под стать его небольшим размерам. Но дело было не только в этом. Каждый взгляд Йеруна находил отличие. Отличий было много, они накапливались с каждым шагом и, надо сказать, радовали взгляд и душу. Босх во всякое время смотрелся серым; в Брюгге преобладали оттенки красного – главным образом, в черепице крыш, но немало теплых оттенков было и на стенах, и на дверях домов. Затем, в Брюгге оказалось много зелени – деревья росли вдоль улиц и каналов, их молодая листва украшала город, и без того смотревшийся весьма нарядным. Стены иных домов и даже арки мостов увивал плющ. Вдоволь было и всевозможных украшений – фигурных вывесок возле лавок и мастерских, причудливых флюгеров. В паре мест Йерун заметил даже статуи святых в нишах на фасадах зданий. На крыше одного дома красовался флюгер, при виде которого Йерун широко улыбнулся. Еще бы – флюгер был вырезан в форме пучеглазой совы с торчащими кверху острыми ушами, похожими на небольшие рожки.
Всем своим видом Брюгге показывал, что здешние жители не жалеют трудов и средств для украшения своего родного города. Йеруну и раньше доводилось слышать, что народ Брюгге сметлив и оборотист, умеет и вдоволь повеселиться, и честным трудом превратить один стювер в два, а то и в четыре.
Умели здесь и постоять за себя. Даже в Босхе горожане не без удовольствия рассказывали, как лет полтораста тому назад пешее ополчение жителей Брюгге совершило невозможное – в полевом сражении наголову разгромило конницу французов. Горожане тогда, не имея в достатке добротного оружия, изобрели новое. Говорят, все гениальное просто – простым было и изобретение. Тяжелое, не слишком длинное, но толстое древко оковывали железом, добавляя шипы и внушительное, почти в фут, граненое острие. Тем самым горожане скрестили короткое копье с палицей. Получившуюся новинку зачем-то окрестили «годендаг» – «добрый день». Однако день ее боевого крещения запомнился французскому войску как на редкость недобрый! После той битвы из сотен золотых шпор, снятых с поверженных рыцарей, получилась такая длинная связка, что ее повесили в главном соборе города на обозрение прихожанам. О том, что пару лет спустя французы оправились от поражения и взяли реванш, предпочитали не вспоминать.
Вскоре Йерун попрощался с обозниками, учтиво поблагодарил ван Гроота и отправился искать дом дяди. Тот, подобно мастеру Антонию, поселился и устроил мастерскую на площади вблизи рынка тканей – то ли в силу привычки, то ли по иной причине, да не все ли равно? Даже в чужом городе это казалось Йеруну знаком верного пути. Юноша был уверен, что с таким знанием адреса он не заблудится.
Однако отыскать рынок тканей оказалось не так-то просто. Поначалу, доверившись собственному опыту, Йерун пошел туда, куда тянулся народ с повозками. Через полмили улица и в самом деле вывела его к рынку, но здесь торговали мастера-кожевники. Следующим оказался рыбный рынок. Когда Йерун наконец спросил у людей, как пройти на рынок тканей, те в ответ поинтересовались, на который из трех – до сих пор юноше не приходило в голову, что в одном городе рынков тканей может быть несколько. По счастью, вторым ориентиром, о котором Йерун до сих пор не вспоминал, была городская ратуша. Нужный Йеруну рынок находился вблизи нее, и этим Брюгге все-таки был схож с Хертогенбосом.
Часы на башне ратуши пробили два часа пополудни, когда Йерун отыскал наконец дом и мастерскую художника Яна ван Акена.
Мастер жил в высоком, в три этажа, доме, обращенном к рыночной площади островерхим фасадом. Светлые кирпичные стены и красная черепица крыши, казалось, светились навстречу высоко стоящему солнцу. Йерун стукнул в дверь медным кольцом – оно ярко блестело; видно было, что прикосновения множества рук не дают металлу потемнеть.
Дверь распахнулась. Йерун невольно подался назад. Было отчего растеряться: над ним навис рослый детина, чьи руки были по локоть перемазаны краской. Тот, видимо, бросился открывать слишком поспешно, и, распахнув дверь, едва не зашиб ею Йеруна. Теперь он недоверчиво уставился на незнакомого парня, глядя сверху вниз. Он явно не ожидал увидеть на пороге такого человека, и теперь молча соображал, кто таков незнакомец и зачем он мог пожаловать. И, главное, что сказать ему после того, как едва не смахнул его дверью с крыльца.