Брачная афера

— Здесь нет ничего особенного, — веду его за руку по ступеням. — Это старый дом. Не древний, но моих бабушку и дедушку помнит очень хорошо. Родители оставили мне квартиру, а сами уехали жить за город. Мамы уже нет, а у отца — другая семья. Обычная жизнь. А я здесь одна. В стенах, что помнят три поколения. Не жди чего-то особенного.

Я останавливаюсь перед своей дверью на четвёртом этаже.

— А я жду, — говорит Анри. — Здесь же живёшь ты. Поэтому всё будет особенным.

Он заходит внутрь. Я помогаю снять ему пальто. Развешиваю его на стуле возле батареи. Так вещи быстрее просохнут.

— Надо попить чаю. Согреться, — предлагаю я, но до кухни мы не дошли.

Один шаг — и губы его накрывают мои. Требовательные, восхитительные губы. Пальцы его гладят лицо — долго и томительно нежно. Я закрываю глаза — так правильно. Как же мне хорошо!

— Лена, — полувздох, полустон. И крепкие объятья — почти до боли, до сладкой боли, когда хочется быть ближе, намного ближе. Сжиться, слиться, стать его частью, принадлежать этому мужчине. Сгореть и восстать. Расплавиться и остыть, превращаясь во что-то иное, приобретая другую форму, новое сознание, открытое лишь для него.

— Пойдём, Анри, — веду его за руку в спальню, когда он замирает на миг, не решаясь на большее. Как мальчик, робкий и отчаянный. Как юноша, не смеющий меня обидеть неловким словом или прикосновением. И я снова чувствую свою силу и власть, свою исключительность и совершенство.

Я расстёгиваю его рубашку и глажу смуглую грудь. Я трогаю горячую кожу и наслаждаюсь. Мне пряно и остро. Мне хочется взлететь. Почувствовать его тяжесть на себе, ощутить ласку.

Пальцы его проходятся по моей шее, очерчивают ключицы. Он сейчас не музыкант, нет. Гончар. А я глина. Хочу, чтобы из-под его умелых рук, что дышат любовью, вышло что-то по-настоящему прекрасное. Ваза или сосуд, цветок или бабочка — это он уже сам решит. Потому что творец сейчас — он, а я лишь материал. И только в его силах сотворить шедевр или всё испортить.

Но он не смеет меня обидеть, не может сделать плохо, потому что у творцов — особое чутьё, другие органы чувств, душа, требующая рождения прекрасного, неповторимого чуда.

Он горячий и невероятно подвижный, как ртуть. Его руки касаются меня и высекают искры. Он не спешит, не торопится — наслаждается каждым моим вздохом и стоном. Распаляет меня, зажигает, доводит до исступления, когда мир подёргивается туманом, скрывается под дымкой чувств. И когда он накрывает меня своим телом, я готова кричать от счастья — так мне хорошо с ним — с этим мужчиной.

Он как мечта. Как птица в небе. Как самая лучшая песня или лучшее коллекционное вино. И пьянит, и голова кружится, а мысли ясные и живые. Краски становятся ярче, дыхание перехватывает от восторга, и когда мы сливаемся воедино, я вижу радугу, что вспыхивает на миг, чтобы рассыпаться разноцветным драже моего экстаза.

— Леночка, — шепчет Анри и сцеловывает слезинки, что прорываются сквозь плотно сомкнутые ресницы.

— Иди ко мне, — зову его за собой и сжимаю руками покрепче, чтобы почувствовать всю его силу и мощь, чтобы ощутить глубину проникновения.

И тогда он начинает двигаться — размеренно и прекрасно, крышесносно и настойчиво. Он стучит в мои двери и находит отклик. Он заходит в дом и открывает настежь окна. Он врывается свежим ветром и пьянит. Он сводит с ума и заставляет видеть звёзды среди белого дня. Он заводит пружину до отказа и позволяет ей выстрелить, взвиться распрямиться во всю силу.

И тогда я кричу, выпуская птицу на волю. Получаю заряд в самое сердце и взлетаю выше и выше, пока небо не принимает меня в свои объятья, не дарит освобождение, обжигая горячими лучами, что идут от Солнца, которое на миг становится намного ближе, чем раньше…

А затем я ловлю его, прижимая к себе покрепче, позволяю содрогнуться и застонать. Упиваюсь его дрожью и наслаждением. Мне так хорошо, что я расслабляюсь. Плыву по течению, качаюсь на волнах, замираю, не понимая, где я.

Зато я очень хорошо знаю, с кем. Сейчас он мой. Только мой. И не важно, что будет завтра.

Кажется, я на миг закрываю глаза, расслабленная и удовлетворённая. С улыбкой на лице и с горячим солнцем вместо сердца.

А когда я открываю их — уже утро. Я одна. Никого рядом нет. И только смятая простынь говорит, что мне ничего не приснилось. Всё было. Но куда-то исчезло.

Тихо и пусто. Я боюсь этой тишины. Хочется спрятаться от неё под одеяло, но я поднимаюсь в надежде, что Анри всё ещё здесь, со мной. Просто вышел из комнаты, отлучился на минутку. И сейчас он в душе или пьёт кофе на кухне. Смотрит в окно или вышел ненадолго, чтобы вернуться с цветами или свежими булочками.

Никого нет. И вещи его исчезли. И дверь аккуратно закрыта на защёлку. И тогда я спускаюсь спиной по стене и закрываю лицо руками. Прижимаю к себе колени и плачу. Тихо роняю слёзы. Хочется выть, но я не позволяю себе этого.