Брачная ночь с горцем

Однако она не стала стоять неподвижно, как он ожидал. Рукам ее не лежалось спокойно у него на плечах, и она обняла его за шею, привлекла к себе – и прильнула губами к его губам. А потом застонала. Такого стона, какой она сейчас издала, он никогда еще не слышал от женщины. В этом звуке не было ничего игривого, дразнящего, ничего заученного. Он был чистым и честным. Первобытным зовом желания.

Именно в этот миг Гэвин и пропал.

Он прильнул к ее губам, вложив в этот поцелуй все свое мастерство и жадно впивая все доступное ему наслаждение.

На вкус она была точно дождь. Точно гроза, еще недавно бушевавшая за окном.

О боги, что с ним происходит? Ведь он – лорд Торн, легендарный покоритель сердец. Человек, для которого постельные утехи – прекрасный спектакль, произведение искусства. Но с этой тоненькой девушкой он вдруг оказался брошен на милость того, чему поклялся никогда более не подчиняться.

На милость страсти.

Грубой, немыслимой, ничем не сдерживаемой страсти, что бурей сотрясала все его существо, молнией сверкала перед глазами, громом отдавалась в ушах.

И вот сейчас, прежде чем он понял, что делает, снедаемый немыслимым прежде голодом, Гэвин уже опрокинул жену на пол у камина. Он стал зверем, ненасытным и бешеным, весь – когти, зубы и бездонный колодец желания. Дойти до постели времени не было. Он чувствовал, что должен сделать эту женщину своей женой прямо здесь. Прямо сейчас. У огня, под грозовым небом. Под рычание грома и сверкание молний (гроза, как по заказу, разыгралась опять).

Да-да, прямо сейчас, пока она еще разгорячена наслаждением, надо распластать ее на медвежьей шкуре у огня – и…

На миг его охватила паника. Вдруг родилось нелепое желание бросить все и сбежать. Бежать от связи, что явно укреплялась между ними с каждой минутой. Бежать от того чувства, что вставало за пламенем похоти – пугающе теплого чувства.

В прошлом, желая избавиться от женщин, он порой говорил им гадости. Или выкидывал что-нибудь такое, от чего они сами бежали без оглядки.

Но… чтобы сказать Элисон что-то неприятное, придется сначала оторвать губы от ее губ. А это, черт возьми, просто невозможно.

В ее объятиях он испытывал чувства, не посещавшие его уже двадцать лет. Почти забытые. И чувствовал себя беспомощным. Сентиментальным. Жалким…

Но и сильным, как никогда. Страстным. Желанным.

И не только в физическом смысле – с этим-то у него проблем не было. Но эта женщина желала не просто его тело, а что-то большее… Быть может – его душу. Это читалось в ее взгляде. Как будто глаза ее молча молили о том, что гордость запрещала высказать вслух.

Она обвивала его шею руками. Ноги же – длинные-длинные ноги – с удивительной силой обхватили его за бедра. О своем ранении она, очевидно, и думать забыла. И в этом – его единственное утешение; она была так же голодна и так же отчаянно нуждалась в нем, как и он в ней.

А поцелуй их все продолжался, и теперь он стал яростным как битва. В какой-то миг он даже прикусил ее нижнюю губу, и из груди ее вырвался стон, эхом отразившийся у него в глотке, волной пробежавший по позвоночнику и окончивший свой путь где-то у основания возбужденного мужского копья.

На миг он испугался самого страшного. Еще один такой стон – и он просто перестанет быть мужчиной. Но откуда же у этой женщины такая власть над ним?

Заставив себя прервать поцелуй, он приподнялся на руках и вгляделся в ее лицо, стараясь укротить похоть и вернуть себе самообладание.

Хм… да в ней же нет ничего особенного, верно? Волосы не взбиты, не уложены изящными локонами, еще мокрые, они прилипли к голове и наполовину скрыты под полотенцем. Лицо же не назовешь ни классически красивым, ни аристократически бледным, ни изящным. Щек никогда не касались румяна, а руки не знали смягчающих кремов. Тело ее – тонкое, худощавое…

Но губы – словно лук Дианы, способный и наказывать, и даровать высшее наслаждение. Веснушки на высоких скулах он уже знал наперечет. В синих озерах глаз готов был плавать бесконечно – словно в оазисе тепла посреди холодного серого мира.

Гэвин смотрел на нее – и чувствовал, как по телу растекается предательский жар, готовый расплавить все его стены и бастионы, с таким трудом выстроенные.

– Что ты со мной сделала? – спросил он охрипшим голосом.

Она с недоумением взглянула на него.

– Я? Ничего… Только ты делал все… все это.

Она очаровательно поморщилась, не находя нужных слов. Но в следующий миг лицо ее изменилось – безыскусная страсть сменилась какой-то горькой, усталой покорностью.

– Может быть, мне… Хочешь, чтобы теперь я поработала сама? Теперь моя очередь?

– Ну нет, милая!

Он прижал палец к ее губам, мимолетно спросив себя, с кем она была раньше. Быть может, с этим Грантом? Наверное, этот ублюдок внушил ей неуверенность в себе, так явно проступившую сейчас в ее чертах, убедил, что в постели нужно ублажать мужчину, а не думать о собственном наслаждении.

Ну уж нет! Его жена ничего подобного думать – и чувствовать – больше не будет! Никогда.

– Теперь всегда моя очередь! – заявил Гэвин.