Брачная ночь с горцем

От следующего его поцелуя она растаяла: уж он об этом позаботился. Сам же Гэвин снова утонул в каком-то невероятном головокружительном восторге. Надеялся лишь, что она не заметит, как дрожали его пальцы, гладившие ее щеку и шею.

На щеках же у нее еще блестели капельки воды. Некоторые из них он поймал губами, несколько слизнул языком. Он покрывал поцелуями ее изящную шею и плечи, затем начал спускаться все ниже.

Груди – высокие, тугие, с восхитительно маленькими и твердыми сосками. Он и раньше знал, что грудь у нее невелика, но не ожидал, что она окажется столь прекрасна. Совершенство! Да-да, эти два купола, увенчанные маковками сосков – само совершенство. Как и вся она.

С хриплым рычанием Гэвин прижался губами сперва к одной груди, затем к другой. И каждой воздал должное, причем получил должный отклик – Сэм под ним шире раскинула ноги и прижалась к нему еще крепче.

Не отрываясь от нее, он торопливо стянул штаны и пристроился меж ее бедер.

Дыхание его пресеклось, когда она вдруг сжала его восставшую плоть и направила в нужную сторону.

– О черт… – прошептала она неожиданно.

– Что такое? – Он замер.

– Какой большой, – коротко ответила она.

– Еще какой! – ухмыльнулся Гэвин.

Сжав зубы, он начал медленно продвигаться вперед. Голову же уронил ей на плечо, чтобы не отвлекаться на небесные глаза. Ох, какая же она узкая, тесная и восхитительно влажная! Она извивалась под ним, стараясь к нему приноровиться.

– Даже не знаю… – прошептала она. И вдруг: – О-о!.. – Это он, резко двинув бедрами, ворвался в нее одним мощным толчком.

Его охватила невольная дрожь, а за нею накатил немыслимый жар. А потом – еще, еще и еще, волна за волной.

– Не шевелись, – сказал он сквозь стиснутые зубы.

Черт, слишком уж она сладостная! И вообще, все слишком уж хорошо!

Слишком быстро звезды позвали его по имени, и он ответил им, запрокинув голову и с рычанием содрогнувшись. Ему почудилось, что он отделяется от собственного тела и летит куда-то ввысь, к звездам, скрытым за грозовыми тучами. Казалось, наслаждение убило его – и воскресило, словно создало заново, и крепко прижимая жену к себе, Гэвин знал: уже никогда он не будет таким, как прежде.

Прикусив губу, Саманта наблюдала чудесное зрелище – своего мужа, содрогавшегося в последних пароксизмах блаженства. Все тело его напряглось, мышцы вздулись, на лице появилась гримаса, которую можно было бы принять за боль – но Саманта знала: это было чистейшее наслаждение – такое же, как то, что подарил он ей в ванне; в такие мгновения чувствуешь, что собственное тело больше тебе не принадлежит.

Она закрыла глаза, сосредоточившись на горячей и твердой, пульсирующей плоти внутри нее. На теплых потоках семени, омывавших ее уже занятое чрево.

Именно это и требовалось. Так что теперь можно немного расслабиться.

Однако расслабляться не хотелось. Впервые в жизни она хотела продолжать и даже жалела, что все так быстро закончилось. Неужели теперь он скатится с нее и заснет?

О, она хотела большего! Хотела как можно больше этого сладостного трения плотью о плоть. Его же плоть, весьма внушительного размера, уже не казалась ей пугающей. И еще – побольше того волшебства, что дарили ей его пальцы в ванне.

«Что ж, – сказала она себе, – раз я ему так понравилась, то, это наверняка повторится. Возможно, не раз».

Прошло несколько секунд, показавшихся вечностью, – и вот он приподнялся на локтях, затуманенными зелеными глазами взглянул в ее глаза, а затем прижался лбом к ее лбу. Щекой она ощущала его горячее, рваное дыхание.

Вот и все. Теперь она его жена во всех смыслах слова.

И ее ребенок в безопасности.

Саманта прикрыла глаза, сосредоточившись на телесных ощущениях… и вдруг ощутила нечто странное. Внутри себя. Там, где все еще оставалась его плоть. Что это? Снова твердый, горячий и пульсирующий? Снова готов к бою?

Пять вдохов, всего каких-то пять вдохов и выдохов потребовалось ему, чтобы восстановить силы!

Глубокое низкое урчание – звук мужского удовлетворения – вырвалось из его груди, прежде чем он, сплетая ее пальцы со своими, снова начал двигаться.

Саманта распахнула глаза – и ахнула. Хотя она уже много раз видела перед собой лицо Гэвина, это зрелище снова и снова заставало ее врасплох, и каждый раз она заново поражалась его красоте.

Но разве он… Как же он… О боже, до чего же хорошо!

– Это единственное наследие Маккензи, которому я рад, милая, – не без самодовольства пояснил он. – Мы очень быстро восстанавливаемся.

«Господи Иисусе!» Саманта вновь прикрыла глаза. Каждое мягкое и плавное движение внутри наполняло ее неведомыми прежде ощущениями. Она полностью сосредоточилась на том, чтобы раздвинуть ноги еще шире, вобрать его в себя еще глубже – как можно глубже.

А он все растягивал ее и наполнял ритмичными, почти безжалостно медленными движениями. На лице же его зеленым огнем горели глаза.