Брачные планы барона Хейверсмира

Подул холодный ветер, задувая брызги дождя под зонты, и вскоре лицо Джосайи покрылось капельками влаги. Однако злополучному локону Оливии все было нипочем. Хелмсуэдл определенно могла им гордиться.

– Мне очень жаль, что мой малыш докучает вам своим обожанием, но он переживает из-за смерти отца, как вы когда-то из-за потери матери. Поэтому он и вообразил себе, что вы принадлежите ему.

– Как бы вы хотели, чтобы я относился к его привязанности? Мне не хотелось бы ранить его.

В самом деле, как? Один из вариантов – жениться на ней и стать его отцом.

В последнее время Оливию стали посещать самые нелепые мысли. Тревожило то, что по большей части они имели отношение к этому американцу.

– Хотела бы я знать. Меньше всего мне хотелось бы, чтобы его сердце оказалось разбито. Хотя я боюсь, что это неизбежно.

Джосайа кивнул, глядя сквозь пелену дождя на фонтан. Его брызги смешивались со струями дождя, создавая неразделимое целое.

– Если я буду поощрять его привязанность, что будет, когда я уеду домой? Если я не буду ее поощрять, он может подумать, что мне все равно. Но мне не все равно. Я не могу понять, что хуже, и мне очень жаль.

– Не стоит. В любом случае это не ваша вина. Если бы его родной отец был…

Оливии вдруг пришло в голову, что ей грозит та же опасность, что и Виктору. Если она будет потворствовать дружбе с этим человеком, то не сможет ограничиться одними товарищескими чувствами. Напряжение и трепет, охватывавший ее в присутствии Джосайи, не допускали иных толкований. Стоит ей позволить вспыхнуть искре, и этот огонь спалит ее. Даже если этот мужчина бросит ее не ради другой, он все равно сделает это, чтобы вернуться к себе в Америку.

Что за напасть! Как бы она ни повела себя, ей суждено чувствовать себя несчастной. Однажды ее сердцу уже нанесли тяжелую рану, и она не хотела новых страданий. Ей понадобилось очень долгое время, чтобы исцелиться.

Но исцелилась ли она? Стоя здесь, под дождем, совсем рядом с ковбоем Виктора, Оливия не знала, что ответить. Может, она просто спрятала сердечную боль под слоем обиды и горечи. Что, если рану нельзя залечить таким способом? Что, если для этого нужно набраться смелости и снова отдать кому-то свое сердце?

Оливия опасалась, что этой смелости у нее нет.

Незаметно для себя она остановилась. Джосайа тоже остановился и вопросительно посмотрел на нее.

О чем они говорили? Оливия полностью утратила нить разговора. Ах да, об отце Виктора.

Возможно, он уже все знал. Все знали. Она чувствовала себя так, словно стояла над пропастью. Рассказать ему о своем неудачном браке? Оливия сделала глубокий вдох и шагнула к краю пропасти.

– Что вы знаете о моем покойном муже?

– Я знаю, что он умер. Розалин, вероятно, знает больше, но она мне ничего не рассказывала.

– Он умер в постели своей любовницы. Джосайа покачал головой, выражение его лица трудно было определить. Когда он шагнул ближе к ней, край его зонта лег на зонт Оливии. Звук дождя стал тише.

– Этот человек был глупцом.

– Возможно. Но я была еще глупее.

– Не говорите так, Оливия. Он был вашим мужем. Когда мужчина дает клятвы, он должен выполнять их.

– Джосайа Стетон, вы так же наивны, как и я, когда выходила замуж. – Было неразумно открывать ему подробности того, что случилось, и все же… – Я была так влюблена в этого человека! Конечно, у меня возникали подозрения, как же иначе? До меня доходили слухи о его неверности, и не раз. Но я отказывалась видеть и слышать то, что не желала знать. Вы не поверите, но однажды я даже нашла стихотворение, которое он написал своей любовнице – то ли второй, то ли третьей. Я спросила, что это такое, и он заявил, что писал обо мне. И не важно, что у предмета его вожделения были глаза «цвета коричневого бархата», а волосы блестели, как обсидиан. Я все равно слепо верила ему. Как такое возможно? Знать и отказываться признавать очевидное.

– Вы не заслуживаете такого бездушного обращения. А Виктор? Ребенок достоин, чтобы отец любил его.

– Любовь Генри Шоу была бы извращенной. Это к лучшему, что Виктор был еще младенцем и не мог осознавать утрату.

Что тут скажешь? Его молчание указывало, что он не знал ответа. Как и она.

– Если ваши сапоги хоть чем-то похожи на мои туфли, то они наверняка промокли.

– У вас тоже замерзли ноги?

– Я их не чувствую.

– Полагаю, вы должны опереться на мою руку.

Улыбнувшись, Джосайа подставил локоть. Наверное, это было безумие, но она взяла его под руку. И едва сдержала вздох облегчения, ощутив ее тепло и надежность. И не только это. Сердце Оливии забилось сильнее, кровь в жилах потекла быстрее.

Было еще одно, о чем ей хотелось сказать в этот момент дружеской откровенности, когда она не была его наставницей, а он ее учеником.

– Я хочу сказать вам еще кое-что. Это касается вашей сестры.

– Розалин? – удивился он.

– У вас есть другая сестра?

– Нет. – Джосайа поднял брови, и его лоб прорезали тонкие морщинки. – Так что с ней?

– Это касается не столько ее, сколько мужчин. Она такая милая и невинная. Я боюсь, что как бы они… Но, возможно, она не так наивна, как была я, и все обойдется.