Брачные планы барона Хейверсмира

Тот молится, кто любит все —
Создание и тварь;
Затем, что любящий их Бог
Над этой тварью царь.

Оливия открыла глаза и улыбнулась ему.

– Это все?

– Осталось еще несколько строк о горящих глазах моряка, его седой бороде и о том, что свадебный гость стал печальней и мудрей.

– И ничего о тяжком сне. Виктор будет рад это услышать.

– Вы должны гордиться им. – Если бы Джо довелось иметь сына, ему хотелось бы, чтобы он был таким, как Виктор. – И собой тоже, за то, что вырастили его таким хорошим мальчиком.

– Да, он милый, но такой чертенок.

– Как и положено мальчишке.

– Вы тоже были чертенком?

– Во всяком случае, так говорят Ma и Па… Я хотел сказать: мама и папа. Я помню только, что мне было весело… Расскажите, как вы развлекались в детстве? – Чем больше она будет говорить о счастливых временах, тем счастливей будет себя чувствовать. По крайней мере, он на это надеялся.

– Мне нравилось мучить моего брата Оливера. – Уголки ее губ приподнялись вверх. Джо был уверен, что еще чуть-чуть – и она рассмеется. – Мы с ним близнецы, и я заставляла его изображать принца, а сама была принцессой. И он изображал, что ухаживает за мной, хотя я знала, что он предпочел бы носиться по поместью с Хитом. Конечно, будь он поздоровей, он убежал бы и оставил меня выдумывать себе принца.

Джо знал об Оливере, во всяком случае, то, что рассказала ему Розалин. Он был пятым графом Фенкрофтом, но умер молодым. Управление деньгами, которые приносило поместье, он доверил своему товарищу по колледжу. Тот оказался негодным финансистом и едва не довел Фенкрофт до разорения. В результате младший брат Оливера Хит Кейвил унаследовал разоренное поместье, титул и богатую американскую невесту. Из чего Джо сделал вывод, что дела пошли на лад. Поместье процветало, Кейвилы усыновили четырнадцать детей и открыли школу для сирот.

– Виктор сказал, что в тот день, когда мы впервые встретились, вы приходили на его могилу.

– Да, я уже давно не была там, – пожала Оливия плечами. Она больше не улыбалась. – Одно время я сердилась на него, хотя очень его любила, и страшно скучаю о нем.

– Могу себе представить. Розалин рассказала мне, что произошло с поместьем и о другом вашем брате.

– Боюсь, в городе слишком много говорят о моей семье.

– Никто из вас этого не заслужил.

– Едва ли это имеет значение.

– Оливия. – Она смотрела в сторону, поэтому Джо коснулся ее подбородка и повернул лицом к себе. – Это имеет большое значение, поскольку крадет у вас радость жизни. Оглянитесь вокруг. Как много всего, чтобы чувствовать себя счастливой. Солнце светит, птицы поют, я прочитал вам поэму, и вы не ударили меня книгой по голове.

– Я еще могу это сделать. – Уголки ее губ приподнялись, и рядом с ними появились прелестные маленькие ямочки.

Если бы Джо обладал талантом писателя, то обязательно описал бы эти ямочки. Они заставляли его чувствовать себя подростком с дрожащими коленями, мечтающим поцеловать их.

– Предлагаю вам сделку, – сказал он. – Вы перестаете сдерживать улыбку, которая так и просится наружу, и на следующий урок я надену ту проклятую уродливую шляпу.

– О!.. Ладно… – Оливия кивнула, прикрывая рот руками.

Несмотря на все старания, скрыть смех она не могла. Но соглашение предполагало, что он увидит, как она смеется. Взяв одной рукой обе ее ладони, Джо отвел их от ее лица.

Только бы она делала это чаще.

– У вас самая прелестная улыбка, которую я когда-либо видел. И это не комплимент, это констатация факта.

– Не может быть, чтобы вы так думали.

– Я никогда никому не говорил этого, поэтому думаю, что может.

– Я почти верю вам, Джосайа.

Это было уже кое-что, если учесть, что в прошлом у нее были причины не слишком верить мужчинам.

– Я говорю то, что думаю.

– В следующий раз жду, что вы будете в цилиндре. Она встала и пошла к дому, но Джо был уверен, что она все еще улыбается.

– Оливия! Когда в последний раз вам было весело в обществе мужчины?

– Когда Оливер изображал моего принца.

Она ответила даже не задумываясь, и это больно кольнуло его в сердце, ведь это было так давно.

– Это непременно изменится.

Оливия кивнула, но так осторожно, что если бы он не ждал этого, то мог бы и не заметить.

– Не забудьте о шляпе. – Оглянувшись, она подмигнула, и его колени обмякли, как весенний снег.

Что она сделала?

Оливия стояла у двери в сад и смотрела, как Джосайа идет к своему дому. Конечно, она все понимала. Она подмигнула. Вопрос: почему она это сделала? Потому, что он рассмешил ее своей глупой сделкой? А может, потому, что приятно снова почувствовать себя глупой?

По правде сказать, она совсем забыла, как это было. Даже играя с собственным ребенком. Когда она последний раз от души смеялась его детским шалостям? Большую часть времени она отчитывала Виктора за то, что он прятался под столами и лазал по деревьям. Ей вдруг стало интересно, знает ли он свою мать по-настоящему. Но как он мог это знать, если она сама забыла, какой была?