После переезда в Санкт-Петербург обе дочери Петра I жили при царствующих родителях в только что построенном Зимнем дворце, Анна и Елизавета имели для себя отдельные комнаты, особый штат прислуги. При Анне штат состоял из семи девушек, двух кормилиц и лакеев, а у Елизаветы – пять девушек и тоже кормилицы и лакеи. Когда Екатерине Алексеевне приходилось сопровождать мужа в его походах и путешествиях, то свои заботы о девочках она возлагала на сестру царя, Наталию Алексеевну, а после ее смерти в 1716 году, на княжну Марию Федоровну Вяземскую. Последняя успешно исполняла свои обязанности, и Екатерина посылала ей благодарности даже из-за границы. «Уведомились мы, – писала она княжне, – что вы за детками нашими присматриваете и не оставляете их, за что вам благодарствуем, и впредь о сем просим, и пребыванием вам доброжелательно».
Как только цесаревны подросли, учителя стали обучать их немецкому и французскому языкам. Петр и Екатерина, баловавшие дочерей, посылая им из своих путешествий подарки, внимательно следили за успехами наследниц в учебе. Так, например, когда тринадцатилетняя Анна прислала родителям письмо на немецком языке, то они, в виде поощрения, со своей стороны послали дочерям в подарок по кольцу и еще ящик с пряностями.
Как видим, обе дочери доставляли родителям истинное счастье, радуя их своим отличным здоровьем, красотой и успехами в образовании. Только однажды родители были напуганы. В 1717 году, во время отсутствия Петра и Екатерины в Петербурге, обе девочки заболели оспой. Но болезнь протекала легко, они перенесли ее благополучно.
Супруга Петра, Екатерина Алексеевна, обращала особое внимание на наряды своих дочерей. Они появлялись на гуляньях, ассамблеях то в испанских платьях, то в костюмах, сделанных из дорогих материй и отделанных золотыми и серебряными вышивками. Царица всегда заботилась и об их прическах: волосы украшались, согласно моде того времени, многочисленными драгоценными камнями – бриллиантами, жемчугом и алмазом.
Заботы о раннем браке дочерей побуждали царственных родителей приучать детей к обществу и торжественным выходам. Перестраивая весь общественный уклад, Петр I требовал, чтобы и его семья подчинялась новым порядкам наравне со всеми подданными. Екатерина Алексеевна и дочери обязательно посещали все мероприятия в царском дворе и вне его.
Ассамблеи, введенные преобразователем России на западный манер, начинались в три часа пополудни; к пяти часам приезжал царь, а за ними – Екатерина с дочерями, одетыми в лучшие костюмы.
Бал открывался церемониальными танцами. Дирижер ударял жезлом и объявлял, что каждый может танцевать, как и что ему вздумается. И вот в этих-то танцах и раскрывалось известное различие характеров царевен. Если 13-летняя Анна особенно отличалась в церемониальных танцах, то 11-летняя Елизавета вызывала всеобщее удивление исполнением характерных танцев: польского, немецкого менуэта, английской кадрильи. Она вносила в веселье всю свою детскую душу, выдумывая новые фигуры и всегда являлась царицей бала.
Кроме танцев на ассамблеях, дочери Петра принимали постоянное участие и в любимых отцом катаниях по Неве. На эти прогулки Анна и Елизавета приходили в костюмах саардамских плотников: белые канифасовые кофточки, в юбках из грубой красной материи и с небольшими круглыми платками. Цесаревны участвовали также и в торжественных выходах отца, а иногда даже выступали на семейных и общественных праздниках в роли действующих лиц. Так, когда Петр возвратился из заграничного путешествия в 1707 году в Петербург, то обе царевны выехали ему навстречу, одетые в роскошные испанские платья. В сопровождении сановников и придворных государь вступил в Зимний дворец, и здесь, на глазах обширной публики, обе дочери приветствовали отца на славянском языке.
И все же, несмотря на иностранных гувернанток, царские девочки конечно же испытывали на себе влияние невежественных мамок, нянь и необразованных приятельниц государыни. Именно это обстоятельство наложило неизгладимый след, к примеру, на Елизавету: она до конца своих дней была суеверна, полна предрассудков, старинных привычек и ложных страхов. Так, ложась спать, она требовала, чтобы ей рассказывали сказки и обязательно страшные. Елизавета верила в леших и домовых.
Петр завершал только пятьдесят третий год своей динамичной жизни, но дни его уже были сочтены.
«Настал 1725 год, – описывал Н. И. Костомаров последние дни первого императора, – царь захворал, но пересиливал себя и занимался делами до 19 числа января; в этот день его болезнь усилилась; он слег в постель… Государя лечил доктор Блюментрост… 26-го подписал Манифест, освобождавший всех сосланных на каторжные работы, объявлял всем осужденным прощение… Екатерина выпросила прощение Меншикову.