Брачный сезон

— Началось все это еще год назад. — Мишаня снова закурил. — Повез я Лариску к отцу знакомиться. Мы с ним не очень-то ладили и виделись редко. Но зачем-то я решил их познакомить, черт бы меня побрал. Хотел, чтобы все как у людей... Короче, в разговоре упомянул я тебя, Димон. Начал, как дурак, хвастаться своей фазендой и приплел, что по соседству настоящий граф Воронцов проживает, а я с ним, дескать, водку пью. Чтоб у меня язык отсох. — Мишка со злостью стукнул кулаком по столу. — Мы тогда крепко выпили, и отец перед Лариской тоже хвастаться начал. Залепил, что он тоже графских кровей, что его бабка будто бы родила сына от графа Воронцова, и все в таком духе. Я тогда еще, дурак, хохотал, что, выходит, будто я тоже из графьев. Кореша, мол, узнают — умрут со смеху. Я-то посмеялся, а Лариске эта мысль так втемяшилась в голову, что удержу не стало. Пристала как банный лист: «Хочу жить в Париже. У Димкиного деда сестра эмигрировала во Францию, может, там наследство имеется». Ты ж, Димон, говорил про Францию и про дедову сестру, помнишь?

Димка машинально кивнул.

—- Я ей, дуре, объяснял, что я здесь совершенно ни при чем. А она твердит, что я, дескать, тоже потомок и имею право на наследство. Ну, какое наследство? Смешно прям. А Лариска заладила, что хочет жить только в Париже. Я ей толкую, что у меня здесь дело, а где дело, там, значит, и деньги. А если она хочет в Париж съездить — пожалуйста, на Канары с Мальдивами — да ради Бога. Нет, эта коза карагандинская уперлась рогом: «Желаю жить только в Париже». Я ей опять толкую: на какие шиши мы там будем жить, если бизнес мой здесь, в России? А она твердит про наследство, дура. А потом они, видно, с папашей моим столковались. Тоже мне, граф хренов. Я видел, какими масляными глазами он на Лариску смотрел. Ну, дурак я, дурак. Зачем повез ее знакомиться с отцом? — Мишка в сердцах хлопнул себя по лбу.

Да... ничего себе сообщеньице. Кто б мог подумать? Оказывается, строитель наш, Федор Алексеевич, Казанова престарелый, и Лариска... Ну надо же! А каким старичком-святошей прикинулся. В церковь ходил, интеллектуальные беседы со мной вел, а сам... Кстати!..

— А скажи-ка Миша, ты родом откуда будешь? — Кажется, я начинала догадываться, кто есть кто.

— Каменская область, поселок Первомайский.

— Бывшая деревня Воронцовка, — продолжила я. — А отец твой случаем не работал директором Октябрьского музея?

— Работал. А ты откуда знаешь?

Так... значит, дедушка с бородой, наш мастер-строитель Федор Алексеевич и бывший директор Октябрьского музея, лихо гонявшийся за нами по городам и весям, — одно и то же лицо. Только одно бородатое, а другое побритое. Теперь все встало на свои места.

— А что там за история была с книгами? — спросила я.

— История с книгами? — не понял Мишка. — А что за книги? Я не в курсе.

— Ну, как же? В музее пропали старинные книги. Все считали, что их украл сын директора... — Я вопросительно уставилась на Мишаню.

Мишка от удивления разинул рот.

— Вот те крест. — Мишка широко перекрестился. — Ни про какие книги ничего не знаю. Чтоб я когда-нибудь у кого-нибудь что-нибудь украл... — Мишка побледнел от обиды.

— Ты не злись на меня, Мишаня. В Октябрьском музее сказали, что они на тебя думали, а директор — отец твой их в этом особенно не разубеждал.

Я обвела всех присутствующих взглядом.

— Я вот теперь что думаю: а не сам ли директор и украл те книги...

— И на сына свалил... — добавил Фира.

— Ну, что же, теперь все понятно, — подытожил Димка. — Наш злоумышленник жил у нас под боком, подслушивал, подсматривал... Да и сделать слепки с наших ключей для него не представляло особых трудностей.

— Какие еще слепки? — Мишаня вскинул голову.

— Да ведь ты ничего не знаешь. — Я присела к столу. — А между тем в моей и в отцовой квартирах был устроен самый настоящий обыск.

— Обыск? — обалдел Мишка.

— Да, именно обыск, потому что кражей это назвать нельзя, ничего не пропало. Мы, правда, тогда думали, что украден рубиновый кулон — Димкино наследство. Но оказалось, что он цел и невредим, лежит в сейфе в Париже...

Мишка, естественно, ничего не понял, а мне теперь все стало ясно... Кроме одного...

— Слушайте! — У меня возник очередной вопрос. — А кто же Маклахена-то покалечил?

— Что? — не понял отец.

— Я говорю, кто Маклахена-то покалечил? Если Федор Алексеевич в тот день был в церкви, то, значит, на Джеда напал кто-то другой. А кто у господина Ломова в сообщниках? Женщина. — Я сама спрашивала, сама и отвечала. — И кто у нас эта женщина?

— Ты хочешь сказать, что это Лариса угрохала Джеда? — обомлел отец.

В это время на террасе послышались шаги, и в гостиную ввалились Славка Большой и Шурик.

— Михась, что же это делается? — рявкнул с порога Славка, забыв поздороваться. — Дом нараспашку, никого нет, один только щенок под диван забился, выноси, что хочешь. Воров, что ли, не боишься? Ты прям как при коммунизме...

Интересно, где это он видел такой коммунизм, чтоб без воров?

— Здравствуй, Вячеслав, — проронил отец, — мы тоже рады тебя видеть.

— Ой, извините. — Славка сконфузился и даже покраснел. — Здравствуйте.