Брачный сезон в Уинчестере

— Не стоит об этом, Доротея, виконт — человек порядочный и никогда не допустил бы скандала. Но дело не в нём. Как будто редко несколько неосторожных строк навсегда губили репутации! Надеюсь, глупышка достаточно вразумлена, и мне кажется, следует обратить её внимание на более приемлемый объект — молодого Лавертона.

— Я сто раз ей говорила, что лучшего мужа ей не найти. Так нет же — их всех сводит с ума виконт Шелдон! Дерево надо рубить по себе. Пятнадцать тысяч годовых! О таком и мечтать нельзя!

Про себя леди Холдейн подумала, что роковая граница, разделяющая виконта Раймонда Шелдона и юную мисс Эмили Вудли, измеряется совсем не уровнем дохода их семейств, но говорить об этом не стала.

Не та была аудитория.

Глава 14,

в которой повествуется о градациях глупости, кои столь многогранны и трудноуловимы, что со стороны невозможно оценить их подлинные размеры.

Мистер Вивьен Тэлбот теперь рассматривал свои шансы жениться на Коре Иствуд как весьма незначительные. Он видел, что после встречи с Шелдоном в парке она стала смотреть на него стеклянными глазами. Тэлбот возненавидел бы Монтэгю, невольно ставшего причиной инцидента, если бы не видел, что тот столь же нелюбим, как и он сам. Его ненависть в итоге сконцентрировалась на Раймонде Шелдоне. Тэлбот понимал, сколь немногим может навредить виконту, но был уверен, что рано или поздно случай подвернётся, а пока хандрил и бесился, не зная, куда себя деть.

В это время Вивьен неожиданно заметил нечто до такой степени странное, что не сразу и осмыслил. Сорокалетний вдовец, мистер Мартин Ламберт, человек не то чтобы состоятельный, но и не совсем уж бедный, вдруг несколько неочевидно начал… проявлять интерес к Эннабел!

Нет-нет, ничего определённого. Но если остальные мужчины просто шарахались от Белл, то он… не избегал её и порой даже беседовал с ней. Несколько раз Вивьен заставал их за глубокомысленным разговором и пару раз слышал, как Ламберт весьма хвалебно высказывался о точности и зрелости некоторых суждений Эннабел. Беспокоиться, казалось, было не о чем, но теперь, когда пятьдесят тысяч приданого мисс Иствуд растаяли как туманное видение, замужество сестры могло серьезно понизить его благосостояние, и если до того Тэлбот мог считаться достаточно обеспеченным человеком, то уменьшись его состояние вдвое — он с его привычками не мог бы не почувствовать нужду.

Тэлбот пытался уверить себя, что это вздор, но настороженность и беспокойство не проходили. Белл не должна выходить замуж. Эта мысль оформилась в нём трезво и основательно. До этого он полагал, что уродства сестрицы вполне достаточно для его спокойствия, но теперь понял уязвимость такой позиции. Мало ли голодных парвеню, нищих проходимцев Ламбертов, которым ничего не стоит ради тридцати тысяч жениться на Белл?

Нельзя сказать, что эта мысль поглощала всё время Вивьена. Она скорее просто угнездилась где-то в мозгу и время от времени вспыхивала, стоило ему приметить новые знаки внимания мистера Ламберта к Белл. В остальном же мысли мистера Тэлбота занимали два обстоятельства — ненависть, о чём уже было сказано, к виконту Шелдону, и — интерес к одному забавному приключению, вызванному, в общем-то, раздражением и бездельем.

Дело в том, что в это время мистер Тэлбот обратил внимание на мисс Элизабет Харди, что, впрочем, надо справедливости ради заметить, было спровоцировано самой девицей, столь упорно старавшейся попасть ему на глаза, что её заметил бы и слепой. Навязчивость глупышки поначалу была в тягость Вивьену, но вскоре он свыкся с ней. Её романтичный лепет журчал, не задевая внимания, успокаивал и расслаблял. Тэлбот знал, что опекун не может дать за ней больше десяти тысяч, и не имел никаких планов или намерений. Зато намерения были у мисс Элизы, она мечтала заполучить мистера Тэлбота в мужья и имела обыкновение исполнять свои намерения, причем, чем глупее они были, тем больше пыла вкладывала мисс Харди в их осуществление.

Глупость — удивительное свойство разума, порой вызванное его ущербностью, порой — искажением, порой — подделкой, а порой — просто полным его отсутствием. Градации глупости столь многогранны и трудноуловимы, столь часто переходят, как сияющие радужные цвета павлиньего хвоста, один в другой, что порой невозможно оценить со стороны ни подлинные размеры, ни глубину умственного вырождения. Иная глупость настолько непроходима, что её просто невозможно исследовать до дна, ибо в ней нет дна, в её бесконечной пустоте не рождается никакого отзвука, она поглощает мысли без возврата, это топь, к которой опасно даже приближаться.