Брайтон-Бич опера

— Конечно, выпью, — говорю я и беру из рук ведьмы высокий хрустальный бокал, в котором бурлит и пенится какой-то напиток сине-зелёного цвета. — А что это такое?

— Пей-пей, не бойся, — говорит ведьма. — Я сама готовила. Из жгучих трав да из палых листьев. Из лунного свста да из молока волчицы. А ещё из корня мандрагоры, на крови голубиной настоянного.

— На крови? — говорю я. — Нет, тогда мне этого не надо.

— Не бойся, шучу я, — говорит ведьма. — Где я тебе кровь голубиную возьму? Пей.

Я делаю большой глоток из бокала. Сладковатый на вкус, но очень крепкий напиток, в котором, наверное, градусов шестьдесят, не меньше, обжигает гортань, растекается по пищеводу.

— Пей до дна, — говорит ведьма. — Не стесняйся. Такой праздник у нас только раз в году бывает.

Я делаю ещё один глоток. Потом ещё один. Дракон рукой подталкивает дно бокала вверх, практически насильно вливая в меня его содержимое.

— Хорошо приподняло, — говорю я, чувствуя, что голова уже начинает приятно кружиться. — А правда, что это было?

— Напиток богов, — усмехается беззубым ртом ведьма. — Эликсир вечной молодости и бессмертия называется. Понравилось?

Я киваю в ответ, а она берёт из моих рук бокал, передаёт его дракону и обнимает меня рукой за шею.

— Потанцуешь со мной? — шепчет она мне в ухо.

Я пытаюсь отстраниться, но ведьма уже тянет меня в центр зала, где под оглушительную музыку топчется народ.

— Да не умею я танцевать, — говорю я, но тут, к счастью, оркестр смолкает.

— А сейчас, — объявляет в микрофон гитарист, на плечах у которого громоздится гигантская голова летучей мыши, а за плечами виднеются её крылья, — наш коронный номер. Гвоздь программы.

Музыканты начинают играть какую-то неизвестную мне мелодию, а в центр зала из толпы протискивается неопределённого пола фигура в белом балахоне, в маске в виде черепа и с самой настоящей косой в руках. Толпа расступается и постепенно образовывает круг. Начавшаяся довольно медленно музыка набирает темп, и, ритмично покачиваясь, фигура в балахоне движется вдоль толпы. Впечатление такое, что она то ли скользит по полу, то ли иногда даже немного взлетает над ним. Музыка становится быстрее, и фигура стремительнее и стремительнее кружится по всё более расширяющемуся вокруг неё свободному пространству. Размахивает косой прямо под ногами у отшатывающихся и подпрыгивающих на месте людей в масках. Темп оркестра нарастает и нарастает. Белый балахон, увенчанный раскачивающимся из стороны в сторону черепом, носится по круту с какой-то уже совершенно сверхъестественной скоростью. Коса рассекает воздух с такой силой, что даже сумасшедшая музыка не может заглушить её свиста. Гномы, гоблины, ведьмы, домовые и упыри орут от восторга. Приплясывают в такт. Хлопают в ладоши.

Я чувствую, что мне становится не по себе. Голова кружится, а из глубин желудка к горлу подкатывается горячий тошнотворный ком. Дышать становится совсем нечем.

— Расстегни рубашку, — видимо заметив моё состояние, кричит крепко вцепившаяся в мою руку ведьма.

— Что? — не понимаю я.

— Рубашку расстегни, — опять кричит она и, увидев, что я всё равно не въезжаю, хватается за ворот моей застёгнутой по полной программе рубашки и дергает его в сторопы. Вместе с отлетающими пуговицами рвётся и тонкая серебряная цепочка, которую мне Татьяна когда-то на именины подарила, чтобы я на ней крестик носил. Дышать становится действительно легче, но только на пару секунд. А потом меня всё-таки выворачивает наизнанку прямо посреди зала. К счастью, все настолько увлечены праздником, что никто не обращает на это никакого внимания.

Музыка играет ещё громче. Цветные прожектора в бешеном ритме простреливают зал, который постепенно выстраивается в многоярусный хоровод, центр которого образует белая фигура с косой, и с гиканьем, свистом и топотом начинает кружиться вокруг неё.

— День Всех Святых! — кричит кто-то в толпе. — Да здравствует День Всех Святых!

— Happy Halloween! — вторят ему другие голоса уже по-английски. — God bless America!

— God bless America! — ревет счастливая толпа. — Happy Halloween!

СВОБОДА ВЫБОРА

На следующий день после Хеллоуина я просыпаюсь от того, что кто-то сильно трясет меня за ворот рубашки и говорит: — Вставай, вставай скорее — неудобно же перед людьми.

— Что неудобно? — бормочу я. — Сон — естественнос состояние человека. На потолке вот спать неудобно. А в остальном нормально.

— Лучше бы ты на потолке спал, — говорит такой знакомый голос, и, открыв наконец глаза, я вижу перед собой Татьяну.